Золотая жаба Меровингов

— Точно! – тут Зузу резко кивнула, так что два длинных «перышка», оставленные на ее короткой стрижке, закачались, как усики фантастической гигантской бабочки.

— Зузу, это пилот, — встряла Лоис, - я завтра на ней улетаю в Албанию.

— Не на мне, а на самолете, все же, — пунктуально поправила Зузу.

— Не придирайся, ладно? — слегка обиделась Лоис, — Я же стараюсь покороче! Эй, Отто, правда, извини, что я тебя не спросила, просто так вышло, что ты был занят, и…

— …Я все понимаю, — спокойно перебил он, — из характеристик субкультуры фурри мне известно, что если одна фурри оказалась в доме, то в следующий час в этом доме может оказаться N фурри, где N приближенно равно общей площади дома деленной на пять.

— Ты драматизируешь, нас тут всего две, — заметила Лоис Грюн.

— Лоис, хватит уже болтать! – строго сказала Зузу Ансетти, — Ты не видишь, что мужика трясет, как после критичного штопора? Короче, Отто, шагай в ванную, и прими жестко-горячий душ. Дальше, я буду всех кормить. Ты любишь пасту с морепродуктами?

— Нормально отношусь, — сказал он.

— Это хорошо, — Зузу кивнула, — потому что я ничего больше не готовила. И еще я четко прихватила пузырь домашнего албанского сливового бренди. Слегка отдает брагой, но алкогольного смысла раза в полтора выше, чем в бюргерском шнапсе. Ну, что?

— Что-что… — майор вздохнул, — …Наливай быстрее, вот что. А я пошел в душ.

…

Через три минуты, оказалось, что Зузу Ансетти, во-первых, понимает такие пожелания буквально, а во-вторых, что она девушка без комплексов. Она так запросто ввалилась в ванную (майор уже стоял под душем), и протянула ему стакан с янтарной жидкостью (примерно полста граммов, если оценивать на глазок).

— Твой бренди. Давай, залей это залпом. Тряску как рукой снимет.

— Спасибо, — сказал он, выполнил эту рекомендацию и вернул пустой стакан.

— Вот так, — одобрила она, хлопнула его по спине, и вышла, бросив на ходу, — ты давай, закругляйся с водными процедурами, и шагай к столу. Паста вот-вот разогреется.

…Турофф, постоял еще минуту под душем, отметив, что албанский бренди действует изумительно. Такая скромная доза, а эффект и правда: тряску как рукой сняло. Сейчас можно выключить воду, вытереться, и идти жрать. Аппетит как раз прорезался. И, уже массируя спину полотенцем, майор вдруг задумался: «Ансетти. Мелькала недавно эта фамилия. Ну, точно! Жан-Жак Ансетти, сумасшедший певец бога Ассаргадона… Хм… Совпадение? Чертовски много совпадений в последнее время. Надо спросить…».

Так что, усевшись за стол, прожевав первые несколько квантов пасты, и похвалив эту любительскую стряпню (вполне искренне, кстати), он поинтересовался:

— Зузу, а у тебя нет ли случайно родственника — поэта по имени Жан-Жак?

— С чего бы случайно? – отозвалась девушка-пилот, — Это мой папа, вообще-то.

— Оп… — отреагировал Турофф, чуть не подавившись следующим квантом пасты, — …А можно спросить, как он… Ну… Чувствует себя, что ли?

— Нормально, — ответила она, — я вчера ему звонила, он неплохо устроился, в Уагадугу, непосредственно в кампусе, и купается в знаках восхищенного внимания. По меркам Буркина-Фасо, он не просто профи в поэзии, а почти Гомер. А тебе от него пламенный привет. Папа считает, что ты третий человек в истории, оценивший его поэзию, еще до обретения им всемирной славы.

— Я третий? — переспросил майор.

— Да, Отто. Первой была моя мама. Я ее знаю только по фото и по рассказам. Мне было полгода от роду, когда ее не стало. Она была профессиональной авто-гонщицей, стала форсированно восстанавливать рейдовую форму после родов, и…

…Зузу Ансетти замолчала, выразительно взмахнув ладонями.

— Печально, — сказал Турофф, — а кто второй оценил поэзию твоего папы?

— Я, — ответила она, — знаешь, я в позапрошлом году сидела в тюрьме по делу о военной коррупции и нелегальных поставках европейских авиа-вооружений в Анголу.

— Что? – удивился он, — Ты умудрилась влипнуть в компанию с замминистра обороны?

— Да. Несколько курсантов-выпускников влипло. Откуда я знала, что это нелегальный перегон самолетов? Обычные учебные задания. Но, я легко отделалась. А папа меня поддерживал. Он присылал мне короткие поэмы, как мантра «Om mane padme khum» в буддизме. Эту мантру повторяешь в ритме дыхания, и мозги приходят в гармонию. У папиных поэм про Ассаргадона такое же свойство, и даже сильнее… Отто, что ты так смотришь? Я в курсе папиного диагноза «психоз сверхценной идеи». Но, по-моему, у долбанного общества сто раз такой психоз, и в гораздо худшей форме.

Лоис Грюн аккуратно налила всем цветочного чая в чашки, и заметила:

— Знаешь, Зузу, твой папа, наверное, великий поэт, но доказывать это окружающим при помощи пояса шахида в супермаркете, как-то нехорошо, тебе не кажется?