Золото небесных королей

У родника быстро возникла многолюдная толпа, однако никто не толкался и не ссорился. Воины с наслаждением черпали горстями чистую ледяную воду, лили её на затылки. Молодёжь и даже пожилые брызгались её как дети. Раненым давали напиться прежде всего. Служанок-заложниц тоже пропустили вперёд, давая им наполнить кувшины и миски для княжон. Стребляне остановились от всех отдельно, не выказывая особенной заинтересованности в воде, как и викинги. И у тех и у других было пиво, полученное у сербов в обмен на вещи добытые у аваров, и даже виноградное вино у них имелось.

— Вполне хорошее место, — сказал Рагдай, подъезжая к Стовову, — можно здесь некоторое время постоять. Нужно встать так, чтобы с тропы и дороги не было видно, и переждать несколько дней. Может уже и Хетрок вернётся. А пока стребляне поймают для всех несколько оленей или козлов, другие наберут грибов и желудей, и мы сделаем жаркое с пивом сербским. А? А пока раненые немного отдохнут и воины с лошадьми поучатся обращаться. А то ездят, как беременные на корове.

Рагдай сейчас был в аварском халате, испещрённом мелким орнаментом. Широколобая голова его была обнажена, через глаз была надета повязка, прижимающая к щеке листья. Однако он почти веселился. Второй его зелёный глаз цепко осматривал окружающий мир, отмечая малейшие вещи и особенности заморских цветов, птиц, камней. По одежде, оружию и повадкам в нём скорее можно было узнать торговца или сборщика налогов, чем учёного мужа. Меньше всего он был похож на книжника, чьим главным делом в жизни было переписывание для продажи книг. Слуга его Креп был очень похож на своего хозяина, хотя его скуластое лицо, прищуренные глаза с низкими веками, скрывающие верхние ресницы, выдавали в нём явно восточную кровь. Однако говор и манера держаться были такие же славянские, как и у Рагдая. Долгое проживание в Константинополе делали его похожим скорее на армянина или грека, в семье которого были авары или печенеги, чем на обитателя Поволжья или Покамья.

— Ты мне лучше скажи, чародей, зачем ты мёртвого конунга с собой возишь, — спросил кудесника князь, указывая на варягов, рассевшихся вокруг носилок с телом Вишены, — оживить, что ли, его хочешь?

— Оживить, не оживить, а чувство у меня такое, что с ним что-то не то, не так мёртвые выглядят, — пожал плечами Рагдай, — я грамотный, конечно, и грека Гиппократа читал труды по медицине и труды римлянина Галена читал в Константинополе, когда переписчиком в императорской библиотеке служил, но такого там не помню. Но всё же чудеса бывают чаще, чем мы думаем.

— Особенно когда с тобой эти викинги Вишена и Эйнар, — то ли с издёвкой, то ли серьёзно сказал Семик, — помню, друг, что вы устроили в прошлом году на Звенящих холмах у Пахры.

— Это всё божественные силы и колдовство небесных князей!

— Так я и поверил, что на земле жреческой силы Стовова и заступника нашего Ярилы, кто-то может чужой властвовать, — с сомнением сказал Семик, — ты всё и сделал, чернокижник, это ты всё стреблян этих звериных покрываешь и окормляешь кудесничением своим!

— Это кто звериный то, — неожиданно воскликнул и вскочил на ноги Крях, до этого спокойно и осоловело сидевший на камне, — ты железный котелок на голову надел и думаешь, что можешь стреблян оскорблять?

— Да уж, воевода, не хорошо! — сказал Оря, удерживая Кряха за плечо, и стараясь усадить обратно, — не хорошо.

— Смотрите, какие гордые, — с угрозой в голосе произнёс Тороп, — правду не любят про себя узнавать. Землицу только свою отдают нам реку за рекой, а всё равно ерепенятся!

Оря Стреблянин побледнел и накинул на волосы волчью морду своей шапки, видимо желая скрыть вдруг появившуюся ярость в глазах. Хилоп взял в руки как бы невзначай булаву.

— Слушайте, кособрюхие, — воскликнул тут князь так громко, что воины у источника невольно повернули к ним головы, — мне надоели ваши вечные препирательства! Вернётесь в Тёмную землю, хоть убейте друг друга, а здесь служите мне, как поклялись оба, и делайте моё дело, а не сводите свои счёты и обиды! А ещё спрашиваете меня, почему мне больше нравится, когда мой шатёр полтески охраняют. Вот поэтому, что вы глупые все!

— Это правильно, князь, но я думал, что кривичи всё равно выше голядских людишек, — подбоченившись в седле сказал Тороп, косясь на Орю, — ты, князь наш, вроде как старший воин между нас, твоих дружинников, мы с тобой одно и тоже составляем тело, и без нас ты никто, так почему же ты их защищаешь против нас?

— Семик, хоть ты объясни своему ярому туру, что без меня и кривичи передерутся все, и со стреблянами договориться не получится, и всем придётся забыть о своих вотчинах-деревнях на их землях голядских, — сказал уже тихо князь воеводе, — кто вам кроме меня удачу и урожай принесёт и с Ярилой договорится за ваше благополучие?

— Ты знаешь, Тороп, брось-ка князю дерзить, а то я тебя проучу, — хмуро сказал Семик, показывая родственнику здоровенный кулак с плетью, — и Ломонос мне поможет.

— А то! — поддакнул Ломонос.

— Дружина имеет право всё сказать князю своему!