Золото небесных королей

И тех и других было здесь много. Сербы, хорваты и моравы шли поодиночке и целыми семьям работать на свои поля и лесные вырубки, расположенные по всей округе. Многие шили на заработки в сёла и деревни. Среди них были плотники с пилами и топорами, кузнецы со своими инструментами, ткачихи с веретёнами и колками, сапожники с кусками выделанной кожи. Для Стовова это было непривычно, наблюдать, что ремесленники не привязаны к одному хозяину-князю, а сами могут выбирать, где им работать. Только многолюдьем и безвластием военной поры можно было это объяснить. Приветливо улыбаясь всем встречным, ремесленники и крестьяне кланялись до земли незнакомым воинам, едва не роняя соломенные и войлочные шапки. Они на забавном славянском наречии шутили с проводником Тихомиром о жадных добытчиках соли, кошках и легкомысленных девицах. Торговцев тоже было много. Это были и местные, имеющие дела среди окружающих городов и селений и пришлые, идущие издалека и далёко, разные франки, бавары, поляне и поморы. Одни везли в основном сыр, колбасы и сало, а другие оружие, янтарь и меха с севера. На восток шли волы и лошади навьюченные сундуками с шёлком и драгоценной посудой. Волы, лошади и повозки создавали на тропе и вокруг неё постоянные заторы и путаницу. Об аварах, отрядах короля Само и франках, от селян и торговцев были получены противоречивые вести. Одни говорили, что Оломоуц занят аварами, другие говорили, что Само выбил их оттуда, а третьи говорили, что Само отступил за Судеты и в Оломоуце теперь никаких сил нет. Князь из-за этого всего злился. Он то требовал разогнать всех с помощью оружия, то приказывал обходить стороной, что занимало не меньше времени и усилий.

— Добрый властелин и трусливый захватчик, — глядя на это сказала Ясельда, измученная необходимостью постоянно слезать с лошади и идти пешком, чтобы не испортить в зарослях одежду, не разодрать лицо и волосы, — тут надо, быть может, просеку делать, как отец делал во время походов в Биармию.

— Может так и быстрее пройдём, чем плутая, моя госпожа, — ответила одна из её служанок.

— Когда же это всё кончится? — спросила сама себя Ясельда, закатывая вверх глаза, — ненавижу эту жизнь!

— А я чувствую, что за два месяца плена, начала забывать дом, мать и привыкать к этой неустроенности, словно всегда так жила, — ответила сестре Ориса и её девичье лицо сделалось почти весёлым, — в горнице было тепло, а здесь занятно, и Стовов, если вернёт нас обратно отцу целыми, не будет таким уж злыднем.

— Ох, княжны, не верится в это, и гадания всё смерть, и поругание нам предсказывают, — со вздохом сказала на это другая служанка, — только и надежды, что на вашу знатность и его страх перед вашим отцом!

— Раньше конунг Вишена нас защищать пытался, а теперь он убит и дикари из варяжских мест говорят, что из-за нас он погиб, — сказала служанка, которую Стовов ещё в Новгороде сделал свое наложницей, — мы на краю гибели все.

После этого можно было заметить, что уголки рта у Ясельды задрожали, а глаза заблестели от подступающих слёз.

В конце концов проводник Тихомир посоветовал князю сойти с тропы. Проходящая восточнее этих мест основная дорога сухопутного отрезка Янтарного пути была, наверно, ещё более оживлённой. Купцы сообщили, что они идут лесом именно из-за того, что вдоль дороги расположились аварские отряды Ирбис-хана и хана Аспаруха, а сама дорога пуста. Решено было идти правее. По словам Тихомира, до ночи можно было дойти до Моравы, где у воды расположиться на удобный ночлег. Старшие дружинники князя не возражали. Управлять войском в густых зарослях было всё равно невозможно. Полтески Вольги ушли далеко вперёд, преследуя авар и связи с ними не было. Викинги сильно отстали с ранеными, и их было не видно и не слышно. Гонцы Стовова выбились из сил, и нужно было всем дать один общий ориентир и место сбора в конце дня. Левее от тропы протекал ручей, берущий начало от родника, где был похоронен грек Пётр. Устье ручья и было назначено всем дружинам как место сбора. После этого все начали двигаться самостоятельно, а князь перестал мучить гонцов и Семика.

Вдоль ручья была совсем другая Моравия. Здесь не было селян и торговцев, а спокойно бродили олени и кабаны, птицы вили гнёзда, даже осторожный аист выложил своё корзину-гнездо на верхушке старого бука. Акация росла вперемешку с орехом и репейником. Иногда попадались ели и пихты, маленькие, словно игрушечные. Через несколько сотен шагов ручей круто повернул на запад, прошёл через россыпь крупных камней-останцев. Потом он с шумом стал стекать в овраг. Овраг этот с крутыми берегами, шёл на север к Мораве.