Золото Умальты

– Леонтий Петрович! Кель бон сюрприз! А мы с утра в работе. Фильма выходит великолепная!

Софья не спешила выходить к Булыгину из своего укрытия. Времена, когда наивная дурочка бежала навстречу любовнику, чтобы броситься ему на шею, давно прошли. Урок, который извлекла она из прошлых ошибок, – поднимай себе цену, даже если векселя просрочены. Еще она поняла, что самое виртуозное искусство соблазна не стоит ничего без умения удержать мужчину хоть на какой-нибудь долгий срок. И Булыгин, самодовольный, надутый, надоевший хуже горькой редьки, теперь был нужен Софье как никогда.

Даже легкомысленная актриса, далекая от политических споров, видела, как Петроград, а за ним и вся Россия, погружаются в беспросветный кризис безвластия и распада.

Стачки, голодная толпа возле закрытых булочных, женский марш, февральский переворот, отречение царя – шквал будоражащих и тревожных событий захлестнул страну, словно прорвалась плотина народного терпения и гнева. И, оседлав волну истории, на гребень ее поднялись мошенники, авантюристы и фанатики всех мастей.

Софью пугало будущее, она боялась той унизительной роли, на которую толкают женщину нищета и голод. Она хотела освободиться от этой тревоги раз и навсегда.

Булыгин, вложивший немалый капитал в военные поставки и консорциумы, тоже имел поводы для опасений и тревог. Вокруг него рушились незыблемые репутации, растворялись в мутных аферах громадные капиталы. Синематограф же с его наивностью и призрачной красотой погружал Леонтия Петровича в подобие сладкого сна, и он все чаще заезжал на студию, чтобы, вот как сейчас, сидя на стуле в темном углу, следить за перипетиями нехитрого сюжета.

Ковбой и Индеец снова начали пальбу, упали на землю, откатились по разные стороны от нарисованного салуна. Они вращали глазами и опустошали воображаемые обоймы бутафорских пистолетов.

– Софья Ильинична! – закричал режиссер. – Вы снова опаздываете!

Стройная, грациозная, томная в каждом движении, на площадку выбежала Соня в наряде хозяйки салуна. На ней были бархатное платье со шлейфом, корсет, цилиндр.

Роза наклонилась и прошептала на ухо Булыгину, поясняя.

– Выходит прекрасная Софи, хозяйка салуна.

«И правда, хороша!» – подумал про себя Леонтий и кивнул по-хозяйски.

Софья выстрелила куда-то в воздух из бутафорского пистолета и возгласила томным голосом:

– О дикий, дикий Запад! Ты погибнешь от золотой лихорадки!

Картинно вскинув руки, встала под камеру, изогнув бедро.

– Стоп, стоп! – закричал режиссер. – Софья Ильинична, вот зачем вы так делаете руками? Это вам не варьете! И не смотрите в камеру, это же вестерн, здесь все как в жизни. До-сто-верность!

Софья оглянулась на Булыгина, одарила его очаровательной улыбкой и обратилась к режиссеру.

– Куда же мне смотреть, Михаил Соломонович? Я не понимаю. Вы говорили, тут крупный план. Что мне делать?

Режиссер издал досадливый звук. Сам забежал в декорацию, чтобы показать мизансцену.

– Вот так! Софи вышла из дверей салуна, увидела индейца, выхватила пистолет и выстрелила мгновенно и безжалостно!

Софья пожала полуобнаженными плечами.

– А что мне говорить? Не понимаю, Михаил Соломонович, объясните по-человечески, зачем она стреляет?

Режиссер схватился за голову.

– Софья Ильинична, вы же читали сценарий! Или вы не читали?

Булыгин уже поднялся было, чтобы вмешаться со своим видением сцены, но его отвлек дурак приказчик Митька, который прибежал зачем-то из конторы и теперь робко просовывал голову в дверь.

Булыгин подозвал его жестом.

– Ну чего там? Пожар? Наводнение? Сказал же, меня не отвлекать!

Не переставая кланяться Булыгину, встревоженный Митька тянул руку с зажатой в ней синей телеграммой.

– Да не топай ты сапожищами! Не видишь, харя, мы фильму снимаем! Ну, чего там у тебя?

Приказчик подал конверт.

Софья продолжала спорить с режиссером.

– Я в вашем сценарии ничего не поняла! Индеец плохой, Ковбой злой, Софи просто дура какая-то, и все убили друг друга. В чем тут мораль и где ваш хеппи-энд?

– О боже! – Купер снова потянул себя за вихры. – Это вестерн, поймите вы наконец! Американский жанр! Здесь нет морали, здесь побеждает самый сильный или самый злобный и коварный!

– А я какая? Ну, то есть, моя Софи? – не унималась Софья. – Она злобная? Или сильная и коварная?

– Да как вы не поймете, Софья Ильинична? Она жертва чудовищного индейца, но убивает его в безумном порыве отчаяния!

Пока они спорили, Булыгин распечатал телеграмму. Сделал шаг к сцене, рассеянно посмотрел на артистов.

Только сейчас его заметил Купер, бросился к нему с запоздалым приветствием.

– Господин Булыгин, простите ради бога. Мы так увлечены!

Булыгин выпучил глаза и растерянно потряс перед лицом Мишеля телеграммой.

– Мой обоз, сорок пудов золота!.. Шел с моих приисков. Нанял верного человека…

– И что?

Артисты смотрели на заводчика с нескрываемым любопытством. Роза даже подошла и заглянула в телеграмму через плечо Булыгина.

Лицо Мишеля Купера вытянулось. Помня разорение своего отца, он постоянно жил в страхе банкротства фирмы Булыгина и прекращения финансирования киносъемок, его главнейшей и единственной страсти.