Золотое яблоко

– Да черт с твоей заумной философией, – сказал Уотерхаус. – Иди ко мне.

Но он учился. Он считал, что усвоил все, чему должны были его обучить Стелла, Хагбард и остальные. Информации было много, и она нагромождалась сверху на ставшую теперь мертвым грузом иллюминатскую информацию. Но теперь его совсем загнали в угол.

Ему предстояло убить.

Это известие, как и все другие новости, сообщила ему Стелла.

– Это Хагбард велел?

– Да.

– Надеюсь, если я дам согласие, мне все же объяснят причину, или я должен понять ее самостоятельно? Черт возьми, Стелла, ты понимаешь, что это серьезная просьба?

– Понимаю. Хагбард сказал мне, что ты должен сделать это по двум причинам. Первая: выразить уважение к дискордианцам, чтобы и они тебя уважали.

– Сказано настоящим сицилийцем. Но он прав. Это я понимаю.

– Вторая. Он сказал, что Отто Уотерхаус должен убить белого человека.

– Что?

Отто затрясся в телефонной будке. Он нервно царапал, не читая, наклейку с надписью: ЭТА ТЕЛЕФОННАЯ КАБИНА ЗАРЕЗЕРВИРОВАНА ЗА КЛАРКОМ КЕНТОМ.

– Отто Уотерхаус должен убить белого человека. Он сказал, ты поймешь, что он имеет в виду.

Когда Отто повесил трубку, у него все еще дрожали руки.

– О черт, – сказал он. Он чуть не плакал.

Поэтому сейчас, 28 апреля, он стоял перед зеленой металлической дверью с номером 1723. Это был черный ход в квартиру кондоминиума по адресу 2323 Лэйк-Шор-драйв. Позади него стояла дюжина полицейских, состоявших в распоряжении прокурора штата. Все они, как и он, в бронежилетах и светло-голубых шлемах с прозрачными пластиковыми щитками. Двое держали в руках автоматы.

– Так, – сказал Уотерхаус, глядя на часы. Фланагану нравилось назначать время операций на 5:23 утра. Сейчас было 5:22:30. – Помните: стрелять во все, что движется. – Он стоял спиной к своим людям, чтобы они не видели дурацких слез, которые упорно наворачивались на его глаза.

– Правильно, лейтенант, – насмешливо сказал сержант О'Банион.

Сержант О'Банион ненавидел черных, но еще больше он ненавидел вонючих, вшивых, длинноволосых, гомосексуальных, прокоммунистических изготовителей бомб из группировки Моритури. Он был убежден, что по ту сторону зеленой металлической двери находится их мерзкий притон, в котором они спят вповалку, обвивая друг друга грязными голыми телами, словно черви в банке. Он явственно видел это. Сержант облизнул губы. Уж он-то с ними разберется. Он крепче сжал автомат.

– Пора, – сказал Уотерхаус.

Было 5:23. Прикрыв лицо рукой в перчатке, он навел свой автоматический пистолет сорок пятого калибра на дверной замок. Согласно устным инструкциям Фланагана, они не должны предъявлять ордер и даже стучаться в дверь. Им сказали, что запасов динамита, которые хранятся в квартире, хватит на то, чтобы уничтожить целый квартал роскошных высотных многоквартирных домов.

О'Банион представлял себе, как увидит белую девушку в объятиях черного парня и прикончит их одной пулеметной очередью. Его член начал разбухать.

Уотерхаус выстрелил в замок, бросился всем телом на дверь и распахнул ее настежь. Быстро вошел в квартиру. Его ботинки стучали по голому плиточному полу. По щекам текли слезы.

– Господи, Господи, почему ты меня оставил? – всхлипывал он.

– Кто там? – спросил голос.

Уотерхаус, глаза которого уже привыкли к темноте, взглянул через пустую гостиную в следующую комнату и увидел силуэт стоявшего Майло А. Фланагана.

Уотерхаус выбросил вперед руку с тяжелым автоматическим пистолетом, тщательно прицелился, сделал глубокий вздох, задержал воздух и нажал на курок. Пистолет выстрелил, ударила отдача, и черная фигура медленно повалилась на руки изумленных людей позади нее.

Летучая мышь, сидевшая на подоконнике, вылетела в открытое окно в сторону озера. Ее видел только Уотерхаус.

В комнату неуклюже вошел О'Банион. Присев на одно колено, он дал очередь из шести пуль в направлении парадной двери.

– Отставить! – рявкнул Уотерхаус. – Не стрелять! Тут херня какая-то. – Херня начнется, подумал он, если те наши, что у парадного входа, сдуру войдут и откроют ответный огонь. – Включи свет, О'Банион, – приказал Уотерхаус.

– Здесь кто-то стреляет.

– Мы стоим здесь и разговариваем, О'Банион. В нас никто не стреляет. Найди выключатель.

– Они взорвут бомбы! – В голосе О'Баниона слышались визгливые нотки.

– Включи свет, О'Банион, и мы увидим, что они делают. Возможно, нам даже удастся их остановить.

О'Банион ринулся к стене и начал хлопать по ней ладонью. Кто-то из полицейских, вошедших вслед за О'Банионом через черный ход, наконец нашел выключатель.

Квартира пустовала. В ней не было мебели. Не было ковров на полу, не было занавесок на окнах. Тот, кто здесь жил, исчез.

Скрипнула парадная дверь. Уотерхаус заорал:

– Все нормально! Это Уотерхаус. Здесь никого нет.

Он больше не плакал. Дело сделано. Он убил первого белого человека.

Парадная дверь широко распахнулась.

– Тут тоже никого? – спросил полицейский в каске. – Кто же тогда убил Фланагана?

– Фланагана? – переспросил Уотерхаус.

– Фланаган мертв. Его убили.