Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл

Несколько месяцев длились переговоры. Ольга Юрьевна требовала заочно у мужа клятвы на кресте, что не сгубит их отпрыска, а позволит жить, как и раньше, в Болшеве, под «домашним арестом». Осмомысл обещал, но поставил своё условие: чтобы сын приехал один, без поповой жены и её детей.

В результате обмен состоялся. Чаргобая отпустили в Смоленск. Всеволод Юрьевич оказался в Торческе и припал к груди Ольги Юрьевны. А Владимир-Яков отправился в Галич. Он, конечно, огорчался от разлуки с матерью, Поликсенией и ребятами, но надеялся скоро вырваться на свободу или же забрать их к себе в Болшев.

2

Зимний Галич встретил Якова мокрым снегом и раскисшей грязью. Кое-где виднелись остатки прежних пожарищ, но за целый 1174 год многое отстроили - начиная с крепостной стены и кончая боярскими дворами. Ярослав уничтожил оппозицию беспощадно. И боярские сынки, чьи отцы были казнены, от одной мысли о возможном бунте приходили в трепет. Но забыть не забывали. Час придёт, и они ещё припомнят правящему семейству смерть своих родных…

А тогда Осмомыслу было сорок четыре. Он сидел у горящей печки, завернувшись в шубу, и глядел на огонь скорбными глазами; перед ним трещали поленья, князь же видел Настеньку…

Доложили о прибытии княжича Владимира.

- Пусть войдёт, - разрешил правитель безразличным голосом.

Перейдя порог, сын остановился, не решаясь посмотреть на родителя. Только поздоровался. Но отец не ответил, продолжая наблюдать за горящим пламенем. Наконец он проговорил:

- Так она горела… По твоей вине! Изменившись в лице, Яков пробормотал:

- Тятенька, я что? Я ведь ехал ещё из Червеня. В городе меня не было. Мне потом только сообщили…

- Не оправдывайся, подлец, - оборвал его князь. - Всё равно виновен. Кто затеял бучу? Кто стоял во главе смутьянов?

- Да, ей-богу, не я! Вонифатьич главный тать. Кснятин Серославич тож. Чаргобайка да Святополчишка…

- Цыц! Молчать! Лишь бы отвертеться. Не умеешь ни выигрывать, ни проигрывать. Извиваешься, будто уж! - Кочергой закрыл дверцу печки. - Убивать я тебя не стану. Слишком много чести. Убирайся в Болшев и живи, как барсук в норе. Под охраной, под караулом! И пределы дворца покидать не смей.

- А охота? Прогулки? - жалобно спросил тот.

- Никаких прогулок. Ты мой узник. И не вздумай порываться бежать: вот тогда милостей не жди.

Сын склонил голову и стоял убитый.

- Всё, ступай, - приказал отец. - Нет, постой, я хочу сказать кое-что ещё. Мной подписан указ, по которому, в случае моей смерти, править будет Олег. В случае его смерти - твой законный сын Ярослав-Василий, опекуншей которого назначается Болеслава. Я тебе отказываю в наследстве при любых обстоятельствах.

Страшно побледнев, отпрыск закричал:

- Лучше б ты убил меня, отче! Осмомысл криво усмехнулся:

- В этом и состоит моё наказание. Вот теперь иди. - Проводив его взглядом, глухо проворчал: - Олух Царя Небесного. Нет, моя надежда - Олег.

Характерно, что раздавленный горем Владимир, уезжая в Болшев, даже не проведал сына и жену. Впрочем, и она не хотела бы встретиться с мужем. Что сказать ему? Что давно любит Осмомысла и уже полгода, как его наложница? И с тех пор ни разу не ходила на исповедь, опасаясь признаваться в грехе? Ведь узнай подобную новость супруг, или духовник, или кто-то ещё, снова князя будут мазать грязью, называть «снохачом», распутником и грозить отлучением - от престола и Церкви. Лучше уж молчать. Сохранить в себе.

Да, она любила его давно, не решаясь признаться даже себе. Уважала, восхищалась взглядами галицкого князя, образованностью, умом. Слушала советы. И завидовала Настасье - но не потому, что хотела оказаться на её месте, а вообще, в принципе, - что у той такая красивая, яркая любовь, поклонение такого неординарного мужа; а в её, Болеславовой судьбе, нет подобного человека. И, наверное, никогда не будет.

Тут случились события осени 1173 года. Ярослав остался один, победивший врагов на деле, но разгромленный внутренне - без любимой женщины, без семьи, без друзей. И тогда Болеслава протянула ему руку помощи, сделалась его любящей дочерью, сестрой и поклонницей. Управляла всем дворцовым хозяйством. Хлопотала о еде и напитках. Иногда, по особо секретным делам, выполняла обязанности писаря. И заботилась об Олеге, о его занятиях. Сделалась незаменимой для Осмомысла. И однажды летом, жарким июльским вечером, стоя на крыльце и любуясь звёздами, услыхала, как он вышел из палат и остановился бок о бок. Ласково спросил:

- Что, красиво, да? Болеслава кивнула:

- Дух захватывает порой. Мироздание! Бездна! Чувствуешь себя мелкой блошкой по сравнению с ними.

Князь ответил:

- Мы и есть блошки, муравьи, таракашки. Строим из себя всемогущих, пыжимся, кричим. А на самом деле - пыль. Никому не нужны на свете, кроме нас таких же, брошенных в этот мир. - Повздыхав, продолжил: - Копошимся, убиваем себе подобных, мучим друг друга. А в финале что? Чёрная могила, мрак и небытие.

- А загробная жизнь? Ты в нея не веришь? Галицкий правитель помотал головой: