Золотое руно

Сара взглянула на Дона узнать, заметил ли он ошибку, но он не подал вида. Она знала, что он не любит, когда фильм прерывают досужими замечаниями — невозможно так эффективно запоминать незнакомые слова, если не умеешь концентрироваться — так что она оставила мелкий ляп сценариста без комментария. Кроме того, несмотря на неточность, слова Фостер звучали верно. Десятки лет люди подставляли взятые с потолка цифры в уравнение Дрейка, которое якобы давало оценку количества цивилизаций разумных существ в галактике. Ни с чем не сообразный результат, озвученный Фостер, был на самом деле довольно типичен для подобных дискуссий.

Но веселье Сары вскоре превратилось в откровенную неловкость. Фостер заявилась в большую корпорацию в поисках финансирования для SETI, и когда они поначалу отвергли её предложение, она вышла из себя и стала кричать, что контакт с внеземной цивилизацией станет величайшим моментом в истории человечества, более важным, чем всё, что оно когда‑либо совершило или даже задумывало совершить, моментом, который изменит весь человеческий род, и для достижения которого не жалко никаких затрат.

Саре стало неловко, потому что она вспомнила собственные выступления, полные подобной патентованной чуши. Да, обнаружение сигнала с Сигмы Дракона стало мировой новостью номер один. Однако перед тем, как пришло второе сообщение, прошло больше тридцати лет с тех пор, как упоминание инопланетян появлялось на первой странице газеты, у которой в названии не было слов «Нешнл» и «Энкуайер»[112].

Не только участники SETI сильно преувеличивали значимость подобных вещей. Сара уже и забыла, что в «Контакте» появлялся тогдашний президент США Билл Клинтон, но вот он тут как тут, рассказывает, как этот прорыв изменит мир. В отличие от камео Джея Ленно и Лари Кинга, которые специально снимались для этого фильма, в эпизоде с Биллом Клинтоном сразу же узнавалась архивная съёмка — только на самом деле президент говорил не об обнаружении инопланетных радиосигналов, а об ALH84001, метеорите с Марса, якобы содержащем микроскопические окаменелости. Но вопреки президентской гиперболе тот кусок скалы не изменил мир, и когда сенсация через несколько лет была опровергнута, об этом почти не было сообщений в прессе: не потому что историю заметали под ковёр, а потому что она уже по сути никому не была интересна. Существование внеземной жизни для большинства людей было очередной диковиной, не более того. Оно не изменило их поведения по отношению к супругам или детям; не заставило акции расти или падать; оно ни на что не повлияло. Земля продолжала спокойно вращаться, а её обитателя продолжали любить и воевать с той же самой частотой.

Дальше по ходу фильма Сара почувствовала, что начинает всё больше и больше злиться. Инопланетяне в фильме передавали на Землю чертежи, по которым люди смогли построить корабль, способный передвигаться по туннелям в гиперпространстве, и на этом корабле Джоди Фостер отправилась к инопланетянам на встречу лицом к лицу. Настоящая цель SETI — намекал фильм — это вовсе не разговоры по радио. Это промежуточный этап к тому, чему посвящены все дешёвые космические оперы, штампуемые Голливудом — к путешествию во плоти к иным мирам. От начала с бестолковой арифметикой Джоди Фостер, через середину с будоражащими пламенными речами о том, как SETI преобразит человечество, и к финалу с совершенно необоснованными обещаниями того, что SETI найдёт способы путешествовать по всей галактике и, может быть, даже в загробный мир, «Контакт» описывал выдумку, а не реальность. Если бы Фрэнк Капра[113] делал пропагандистский сериал под названием «Зачем мы слушаем», он бы определённо взял «Контакт» в качестве первой части.

Когда по экрану поползли финальные титры, Сара взглянула на Дона.

— Ну, как тебе? — спросила она.

— Малость старовато, — ответил он. Но потом вскинул руки, будто предупреждая возможные возражения. — Не то чтобы это было плохо, но…

Но он был прав, подумала Сара. У всех вещей есть свое время; ты не можешь пересадить нечто, предназначенное для одной эпохи, в другую.

— Кстати, а что стало с Джоди Фостер? — спросила она. — В смысле, она ещё жива?

— Да, думаю, жива. Она примерно твоего… — Он оборвал себя, но было очевидно, что он хотел сказать. «Она примерно твоего возраста». Не «нашего возраста». Хотя он по‑прежнему смотрел на неё как на восьмидесятисемилетнюю, похоже, к себе очевидные хронологические факты он уже подсознательно не применял — и от этого Саре хотелось лезть на стену.