Золотое руно

Крошечный музей корпорации был втиснут в дальний угол, явно уже после завершения проектирования здания. Многие материалы здесь были старше Дона. Детская программа «Дядюшка Чичимус» была до него, а «This Hour Has Seven Days» и «Front Page Challenge» смотрели его родители. Он был достаточно стар, чтобы помнить «Уэйна и Шастера», но недостаточно, чтобы считать их смешными. Однако он выучил свои первые французские слова с передачей «Chez Helene» и провёл много счастливых часов с «Mr. Dressup» и «The Friendly Giant». Дон остановился на минуту у модели французского за́мка и кукол Петуха Петера и Жирафа Жерома. Прочитал табличку, сообщавшую, что странная фиолетово‑оранжевая расцветка Жерома была выбрана в эпоху чёрно‑белого телевидения из‑за хорошей контрастности и была оставлена без изменений, когда в 1966 программа начала выходить в цвете, из‑за чего жираф приобрёл довольно психоделический вид, невольно отразив дух эпохи.

Дон уже и забыл, что Мистер Роджерс тоже начинался здесь, но вот он стоит — миниатюрный трамвайчик из этого шоу, из того времени, когда оно называлось «Mister Rogers’ Neighbourhood», с обязательной буквой «U» в последнем слове[117].

В музее не было никого. Пустота этих нескольких комнат была свидетельством того факта, что людям не особенно интересно прошлое.

Мониторы крутили отрывки из старых программ «Си‑би‑си» — некоторые из них он вспоминал, большинство — с содроганием. В здешних подвалах, должно быть, до сих пор хранились ленты с ужасным барахлом типа «Короля Кенсингтона» и «Ракетного Робина Гуда». Возможно, некоторым вещам следует позволить изгладиться из людской памяти; возможно, некоторые вещи должны стать эфемерами.

В экспозиции присутствовала кое‑какая теле‑ и радиоаппаратура, в том числе машины, с которыми он и сам работал в начале своей карьеры. Он покачал головой. Нет, в музее вроде этого он должен быть не хранителем. Его должны здесь показывать, как реликвию ушедшей эпохи.

Конечно, он уже не выглядел как реликвия — а на Канадской Национальной Выставке больше не бывает шоу уродов; он смутно припоминал, как был на Выставке ребёнком и слышал, как зазывалы описывают людей с рыбьими хвостами и бородатых женщин.

Он покинул музей, покинул здание и вышел на Фронт‑стрит. В городе есть и другие телерадиокомпании, но он сомневался, что там ему повезёт больше.

Кроме того, ему нравилось работать над радиодрамами и документальными радиопрограммами того типа, каких уже нигде, кроме «Си‑би‑си», не делают. С точки зрения других компаний в его резюме могло говориться, что он расписывал стены пещеры Ласко́[118] — ничего бы не изменилось.

Дон вернулся на Юнион‑стэйшн — на перекладину буквы «U», образованной изгибом старейшей линии городского метрополитена. Он спустился вниз и прошёл через турникет, оплатив обычный взрослый — не пенсионерский — тариф, и спустился на эскалаторе на платформу. Он встал под одними из свисающих с потолка табло с часами. Поезд ворвался на станцию, и он почувствовал, как поднятым им ветром ему взъерошило волосы, и…

…и он застыл, не в силах пошевелиться. Двери открылись с механическим лязгом, и люди ринулись внутрь и наружу. Потом прозвучали три сигнала в понижающейся тональности, означающие, что двери закрыты, и поезд снова пришёл в движение. Он обнаружил, что шагнул к самому краю платформы и поглядел ему вслед.

Маленький мальчик, не больше пяти или шести лет, уставился на него из заднего окна. Дон вспомнил, как он сам ребёнком любил сидеть в переднем вагоне и смотреть, как несётся навстречу туннель; в последнем вагоне у окна, обращённого назад, было почти так же хорошо. Заскрежетало — поезд делал поворот на север; потом снова всё стихло. Он смотрел на рельсы где‑то в четырёх футах ниже, кончики носков его башмаков высовывались за край платформы. Он заметил, как прошмыгнула серая мышь, заметил третий рельс и засаленную табличка, предупреждающую о высоком напряжении.

Скоро по изгибающемуся туннелю подкатил следующий поезд; прежде, чем его стало видно, в глубине туннеля появились прыгающие отблески его фар. Дон ощутил вибрацию поезда в дюймах от своего лица, и его волосы снова разметало ветром.

Поезд остановился. Он посмотрел в окно, которое оказалось перед ним. Бо́льшая часть пассажиров выходит на Юнион‑стэйшн, хотя несколько человек всегда едут за поворот.

За поворот.

Существует проверенный временем способ сделать это, правда? Здесь, в Торонто, этим методом отчаявшиеся люди окончательно улаживали свои дела ещё до его рождения. Поезда подземки въезжают на станцию на большой скорости. Если вы стоите на нужном конце платформы, то можете выпрыгнуть перед прибывающим поездом, и…

И всё.