Золотое руно

Она набирала псевдокод, а в голове прокручивалось то же самое на более естественном языке: «Полагаю, что срок моей жизни значительно короче вашего. Ваша жизнь будет длиться и длиться, однако моя скоро закончится».

Дальше она сообщит драконианцам, что, хоть она и не сможет лично выполнить то, о чём они её просят, она нашла достойного продолжателя, и что они должны ожидать сообщений от своих представителей здесь.

Она перечитала уже написанные слова и символы; датакомм преобразовал её неровный почерк в аккуратный текст.

Однако моя скоро закончится…

Почти девяносто лет жизни, шестьдесят лет брака. Кто может сказать, что это мало?

И всё же…

И всё же.

Мысль всплыла в голове, пришедшая из далёкого прошлого, из дня её первого свидания с Доном, когда они ходили на тот стартрековский фильм — тот, который про китов, он знает, какой это номер. Забавно, как она помнит дела давно минувших дней, но забывает то, что случилось сравнительно недавно. Она прекрасно помнила начало того фильма, когда на экране появилась надпись:

Актёры и съёмочная группа «Звёздного пути» посвящают этот фильм мужчинам и женщинам с космического корабля «Челленджер», чей отважный дух продолжит жить в XXIII и последующих веках…

Сара так же хорошо помнила другую катастрофу шаттла, в 2003, когда «Колумбия» развалилась при входе в атмосферу.

Оба раза она была раздавлена горем, и хотя смешно сравнивать одну трагедию с другой, она помнила, что сказала Дону после второй: что она бы предпочла быть на «Колумбии», а не на «Челленджере», потому что люди на борту «Колумбии» погибли в конце миссии, на обратном пути. Они прожили достаточно долго, чтобы увидеть, как сбывается мечта всей их жизни. Они побывали на орбите, они парили в невесомости, они созерцали чудесные, непредсказуемые, гипнотические виды голубой Земли. Астронавты же «Челленджера» погибли через несколько минут после старта, так и не добравшись до космоса.

Если тебе суждено умереть, лучше умереть после достижения своей цели, а не до. Она прожила достаточно долго, чтобы стать свидетелем получения первого сигнала со звёзд, чтобы откликнуться на него и получить ответ, чтобы вступить в диалог, пусть и очень короткий. Так что сейчас уже после

. Пусть предстоит ещё много всего, частью чего она тоже хотела бы быть, всё равно это будет уже после. После очень и очень многого. Она подняла стилус, чтобы закончить своё письмо, и в этот момент на дисплей датакомма упала слеза, увеличивая оказавшиеся под ней символы.

Как умирают в эпоху чудес? Зарождающиеся инсульты и инфаркты легко обнаружить и предотвратить. Рак легко излечить, так же как болезнь Альцгеймера и пневмонию. Несчастные случаи всё ещё случаются, но когда за тобой присматривает МоЗо, они очень редки.

Но тело по‑прежнему изнашивается. Сердце слабеет, нервная система запинается, катаболизм опережает анаболизм. Это не так драматично, как аневризма, не так болезненно, как тромб, не так длительно, как рак. Это медленное погружение во тьму.

И именно это происходило, шаг за крошечным шагом, с Сарой Галифакс, пока…

— Мне что‑то нехорошо, — сказала она однажды утром очень слабым голосом.

Дом мгновенно оказался рядом с ней. Она сидела на диване в гостиной; Гунтер принёс её вместе с креслом сверху где‑то час назад. Робот подскочил к ней почти так же быстро, считывая её жизненные показатели с помощью встроенного сканера.

— Что это? — спросил Дон.

Сара сумела выдавить из себя слабую улыбку.

— Это старость, — сказала она. Потом замолчала и несколько раз вдохнула и выдохнула. Дон взял её за руку и посмотрел на Гунтера.

— Я вызову доктора Бонхофф, — сказал робот; его голос был печален. В самом конце жизни вызовы врача на дом снова входят в моду; нет смысла отводить больничную койку под того, у кого нет надежды на улучшение.

Дон осторожно сжал её руку.

— Помни, о чём мы договаривались, — сказала она тихим, но твёрдым голосом. — Никакого геройства. Никакого бессмысленного продления жизни.

— Она не доживёт до завтра, — сказала доктор Татьяна Бонхофф после того, как в течение нескольких часов обследовала Сару. Бонхофф была широкоплечей женщиной под сорок с коротко остриженными волосами. Они с Доном вышли из спальни и стояли сейчас в кабинете с выключенным компьютером.

Он почувствовал резь в желудке. Саре обещали ещё шесть или семь десятилетий, и теперь…

Он схватился за стенографическое кресло и неуверенно опустился в него.

И теперь у неё нет даже шести часов.

— Я дала ей болеутоляющее, но она останется в сознании, — сказала доктор.

— Спасибо.

— Я думаю, вам следует позвонить детям, — мягко напомнила она.