Золотой берег

— Сюзанна напомнила мне, что в прошлое воскресенье я неудачно выразился. Если это на самом деле так, то поверь, я не имел в виду ничего плохого. — Эта форма извинения принята у англосаксов-протестантов. Если правильно употребить слова, то всегда остается некоторое сомнение, была ли вообще нужда в извинениях.

Лестер махнул рукой.

— Ну что ты. Забудь. Кстати, ты успел взглянуть на «Медон»?

Так англосаксы милостиво принимают формальное извинение.

— Да, я заезжал туда сегодня утром. Оказалось, что весь участок зарос, однако ценные деревья будет не так уж трудно отметить, — ответил я.

Мы поговорили о «Медоне». Лестер, надо вам сказать, вовсе не помешан на любви к природе. Просто он, как и большинство местных жителей, прекрасно понимает, что любовь к природе можно использовать в качестве оружия против нежелательных пришельцев. Это обстоятельство привело к появлению странного союза между бедными студентами-экологами, богачами — владельцами недвижимости и представителями среднего класса. Так как я сам представитель среднего класса и борец за чистоту природы, то являю собой нечто неоценимое.

— Я не желаю иметь по соседству с собой кучу вагончиков для жилья, хоть они и стоят по два миллиона каждый! — воскликнул Лестер. Вагончиками Лестер называет современные дома. Я кивнул в знак согласия с его возмущением. — А мы не можем добиться того, чтобы «Медон» разделили на участки, по крайней мере, по двадцать акров?

— Можем. Но только после того как застройщик представит свой план на экологическую экспертизу.

— Ладно. Придется следить за этим. А что с твоим имением?

Стенхоп Холл, как вы уже знаете, не мое имение, но Лестер решил, что лесть поможет ему что-нибудь разнюхать про дела моей семьи. Я удовлетворил его интерес.

— Покупателей пока нет. Ни на весь участок в двести акров с домом, ни на дом с участком в десять акров. Я дал объявления в двух вариантах.

Лестер понимающе кивнул. Будущее Стенхоп Холла покрыто туманом неизвестности. Как вы понимаете, такой огромный дом, может быть, кому-нибудь и снится, но средств на его ремонт и содержание не хватит даже у арабского шейха, особенно если учесть падающие цены на нефть.

— Замечательный дом, — заметил Лестер. — О нем наверняка есть упоминания.

— Да. В 1906 году, когда его построили, он был отмечен как лучший американский дом журналом «Таун энд кантри». Но времена меняются. Неплохим выходом из положения мог бы стать снос дома, как это уже случилось с дворцом «Медон». Тогда можно было бы добиться от оценщиков переоценки участка. Это, кстати, не затронуло бы наш с Сюзанной дом: мы платим за него отдельный налог. А дом, где живут Алларды, защищен завещанием старого Стенхопа.

— А что за люди проявляют интерес к вашему имению? — спросил Лестер.

— Это те, кто думают, что особняк из пятидесяти комнат можно купить за полмиллиона. — Сказать по правде, я надеялся продать за полмиллиона только те десять акров, что окружают дом. Сам особняк при постройке обошелся в пять миллионов долларов. В нынешних ценах это двадцать пять миллионов. Кроме чисто эстетических проблем, в случае сноса дома моему уважаемому тестю придется подумать, во сколько обойдется и сам снос гранитного особняка, построенного в расчете на тысячу лет. Да прибавить к этому расходы на вывоз мрамора с учетом нынешних законов об охране природы. Мрамор везли сюда из Вермонта по железной дороге. Может быть, вермонтцы захотят получить обратно обломки прежней роскоши?

Сюзанну, кстати, вообще не волнует судьба главного дома и остальных строений, за исключением конюшен и теннисных кортов. Это симптоматично. Вероятно, с этими зданиями — домом, бельведером и «храмом любви» — у нее не связано никаких приятных воспоминаний. Ее огорчил только пожар, в котором сгорел домик для игр. Это было что-то вроде кукольного домика для Ганзеля и Гретель, размером с небольшой деревянный коттедж и в плохом состоянии. Остается только вообразить, что она одна играла в этом домике с куклами и считала его своим.

Лестер продолжал расспросы:

— Есть какие-нибудь известия от управления по парковому хозяйству округа?

— Да, человек с фамилией Пинелли заявил, что у округа на Золотом Берегу достаточное количество парковых территорий. Но разговор еще не закончен. Пинелли поинтересовался, есть ли у дома архитектурные особенности, не упоминается ли он в истории.

— Ну вот, — обрадовался Лестер, — конечно, там есть архитектурные особенности. Кто был архитектором?

— Макким, Мид и Уайт, — ответил я. Лестер не силен ни в истории, ни в архитектуре, однако, помимо любви к природе, у него совершенно неожиданно проявилась любовь к архитектурной истории Золотого Берега. — Что касается истории, то я знаю, что здесь несколько раз останавливался Тедди Рузвельт по пути в Ойстер-Бей, кроме того, в доме обедал Линдберг, когда приезжал к Гугенхеймам. Был кто-то еще, но мне кажется, что округу надо бы кое-что посолиднее, чем семейные обеды.

— Может быть, придумать историю? — шутливо предложил Лестер. — Например, как Тедди Рузвельт набросал в вашем доме какой-нибудь важный договор или речь.