Золотой дождь

Я слегка смущаюсь на секунду, а затем внезапно мне становится грустно. Она живет одна в этом страшном запущенном доме и уверена, что семья её покинула, и единственная отдушина — проявлять заботу о тех старых, никому не нужных людях, которые каждый день собираются на ленч, чтобы спеть одну-две песни. Мисс Берди Бердсонг очень одинокий человек. Она торопливо отпирает стеклянную дверь.

— Входите, входите, — повторяет она, абсолютно не проявляя ни удивления, ни любопытства.

Она берет меня под локоть, ведет через прихожую и далее по коридору, на ходу ударяя поднятой рукой по выключателям. Лампочки одна за другой загораются, освещая дорогу, стены увешаны десятками старых фамильных портретов. Половики пыльны и протерты до дыр. Пахнет сыростью и затхлостью. Старый дом сильно нуждается в основательной уборке и обновлении.

— Как любезно, что вы заехали, — говорит она ласково, все ещё сжимая мой локоть. — Вам вчера понравилось с нами?

— Да, мэм.

— Не желаете ли навестить нас снова?

— У меня к вам срочное дело.

Она усаживает меня за кухонный стол.

— Кофе или чай? — спрашивает мисс Берди, шумно устремляясь к шкафу и опять ударяя по выключателям.

— Кофе, — отвечаю я, оглядывая кухню.

— Как насчет растворимого?

— Чудесно. — После трех лет обучения в колледже я забыл разницу между растворимым и тем, что мелют из настоящих зерен и варят.

— Сливки или сахар? — спрашивает она, подходя к холодильнику.

— Просто черный.

Она кипятит воду, ставит чашки, садится за стол напротив меня и широко улыбается. Я наполнил для неё этот день содержанием.

— Я просто в восторге, что вижу вас, — сообщает она в третий или четвертый раз.

— У вас прекрасный дом, мисс Берди, — говорю я, вдыхая воздух, пахнущий мускусом.

— О, спасибо. Мы с Томасом купили его пятьдесят лет назад.

Кастрюли и сковородки, раковина и краны, плита и тостер — все по крайней мере сорокалетней давности. Холодильник, по-видимому, выпуска шестидесятых годов.

— Томас умер одиннадцать лет назад. Здесь мы вырастили с ним обоих сыновей, но я о них охотно умолчала бы. — Ее веселое лицо на секунду омрачилось, но вот она опять улыбается.

— Разумеется. Конечно.

— Давайте поговорим о вас, — предлагает она. Но это как раз та тема, которой я бы с удовольствием избежал.

— Конечно, почему нет? — И я набираюсь мужества перед неминуемым допросом.

— Откуда вы родом?

— Я родился здесь, но вырос в Ноксвилле.

— Очень приятно. А где вы учились в школе?

— В Остин-Пи.

— В Остин… где?

— В Остин-Пи. Это маленькая школа в Кларксвилле. На государственной субсидии.

— Как чудесно! А почему вы выбрали юридический колледж в Мемфисском университете?

— Но это действительно хороший колледж, а кроме того, мне нравится Мемфис… — Есть и ещё две причины. Меня приняли в этот университет, и я мог оплатить там учебу.

— Как замечательно. А когда вы его окончите?

— Буквально через несколько недель.

— Тогда, значит, вы станете настоящим адвокатом. Как замечательно. А где вы будете работать?

— Ну, этого я ещё не знаю. Последнее время я много думаю о том, чтобы открыть забегаловку, то есть собственную контору. Я человек независимый и не уверен, что смогу работать на кого-нибудь другого. Я хочу заниматься адвокатской практикой по собственному усмотрению.

Она молча меня разглядывает. Больше не улыбается. Глаза смотрят холодно, пристально. Она удивлена.

— Это замечательно, — повторяет она и вскакивает, чтобы сделать кофе.

Если эта милая, гладенькая леди стоит несколько миллионов, она проявляет просто чудеса ловкости, скрывая подобный факт. Я внимательно присматриваюсь к обстановке.

Стол, на который я облокотился, на алюминиевых ножках, и бесцветный пластиковый верх уже очень затерт. Она живет в довольно запущенном доме и ездит на старом автомобиле. Здесь явно нет ни горничных, ни слуг. Ни декоративных маленьких собачек.

— Как замечательно, — вновь говорит она и ставит две чашки на стол. Они не дымятся. В моей что-то едва теплое.

Кофе жидкий, безвкусный и пахнет плесенью.

— Хороший кофе, — говорю я, облизываясь.

— Спасибо. И значит, вы собираетесь завести свою собственную маленькую контору? Сначала, как вы понимаете, вам будет трудно.

— Да, подумываю. Но если стану усердно работать и справедливо относиться к людям, мне нечего будет беспокоиться о том, чтобы у меня не переводились клиенты.

Она искренне улыбается и тихо покачивает головой.

— Ну это же просто чудесно, Руди. И как мужественно с вашей стороны. Я считаю, хорошо бы было побольше таких людей, как вы, в вашей профессии.

Моей профессии я-то нужен меньше всех — ещё один молодой, голодный стервятник, рыскающий по улицам, готовый питаться любой падалью от судопроизводства, стремящийся найти хоть какое-то место, чтобы получить возможность выжимать несколько баксов из потерпевших крушение.

— Вы, наверное, удивляетесь, зачем я здесь? — говорю я, отпивая маленькими глотками кофе.

— Я рада, что вы приехали.

— Да, конечно, так замечательно снова с вами увидеться. Но мне хотелось бы поговорить о вашем завещании. Я даже плохо спал прошлой ночью, так беспокоился о вашем состоянии.

Глаза её увлажняются. Она тронута.