– Извини, не могу. Мне нужно на работу. Срочный заказ. Ты уж сам тут без меня… Бывай… После ухода Мышкина капитан долго стоял возле старинного трюмо – единственной стоящей вещи непритязательного интерьера его холостяцкой квартиры. Трюмо подарила Наташка ко дню его рождения, привезла с «материка». Высокий парень с длинными волосами темно-каштанового цвета и правильными чертами смуглого, чуть скуластого лица грустно смотрел карими глазами на Савина. Судя по морщинам, избороздившим лоб, он был явно расстроен и опечален. Чтобы подбодрить его, капитан изобразил гримасу из набора трагедийных масок, затем тяжело вздохнул и отправился по соседям-сослуживцам в поисках масла, чтобы поджарить картошку; ее он тоже собирался взять взаймы.
Сухари к чаю у него были.
Глава 3
Воздух был горяч и упруг. Хлопья сажи вперемешку с пылью кружились над окопами. Небольшая деревенька в тылу догорала. Вернее, догорали развалины – то, что осталось от вчерашнего артобстрела. Только колокольня старинной церквушки, на месте которой теперь чернела воронка, обнесенная валом из битого кирпича и вывороченных взрывом гранитных глыб фундамента, все еще высилась над скорбным пепелищем, закопченная, изгрызенная осколками, невесть каким чудом устоявшая под бешеным разгулом стальной стихии.
– Командир! Товарищ лейтенант!
Алексей Малахов покрутил головой, стараясь унять неумолчный шум в ушах и, стряхнув рассыпчатые комья земли, медленно встал на четвереньки.
– Командир… По траншее, пригнувшись, спешил к нему ефрейтор Никашкин – маленький, юркий и улыбчивый.
– Во шандарахнуло… – беспечно сказал Никашкин.
Он помог Алексею перебраться под защиту уцелевшего бруствера.
– Снарядов не жалеет, паразит… – Никашкин выругался. – Выковыривает нас из окопов, как лиса сусликов из норы. Ефрейтор приподнял голову над бруствером и тут же упал на дно траншеи. Над их головами просвистела пуля.
– Вот сука! – разозлился Никашкин. – Снайпер. Этот гад уже троих уложил. Не могу понять, где он прячется. Хитрая сволочь…
Никашкин отцепил флягу с водой и протянул ее лейтенанту.
– Хлебните чуток. Вы не ранены?
Алексей припал сухим ртом к горлышку, отпил немного, вернул флягу Никашкину.
– Цел… Кажется, цел.
Он пощупал колено и поморщился – саднило. Похоже, левую ногу чем-то ушибло при взрыве.
Рота, в которой Малахов командовал взводом, вторые сутки держала оборону возле деревушки, защищая правый фланг стрелкового полка. Линия окопов и траншей упиралась одним концом в неглубокую илистую речушку. Противоположный берег представлял собой поросшее осокой и камышами непроходимое болото с редкими кучками деревьев, разбросанными до самого горизонта в полном беспорядке. Левый фланг оборонительных рубежей полка располагался в редколесье, оканчивающимся яром с обрывистыми склонами. На штабном языке полк прикрывал танкоопасное направление. Потому приказ командира дивизии, в распоряжение которого высшее командование, вместо ожидаемых после слезных запросов трех-четырех противотанковых батарей, предоставило только резервный стрелковый полк, почти сплошь укомплектованный необстрелянными новобранцами, был категоричен и недвусмыслен: стоять насмерть. Танки противника ни в коем случае не должны были прорваться к железнодорожному узлу километрах в двадцати от деревеньки. Там в это время полным ходом шла эвакуация рабочих и погрузка на платформы оборудования военного завода. Полк должен стоять, пока не будет получено распоряжение отойти на следующий оборонительный рубеж, который теперь спешно оборудовали саперы и добровольцы из местного населения.
Эти двое суток для обороняющихся прошли на удивление спокойно. Если, конечно, не считать одной бомбежки, двух артналетов – вчерашнего, вскоре после обеда, и сегодняшнего, начавшегося с истинно немецкой педантичностью, минута в минуту, опять-таки, пополудни, как в прошлый раз, – и двух атак пехоты, отбитых с большим уроном для врага. Видимо, что-то не заладилось в немецкой военной машине. Ожидаемых танков пока не было, чему многие бойцы втайне радовались. Что ни говори, а уж лучше огненный шквал орудий, к которому успели привыкнуть, чем впервые встретиться лицом к лицу с бронированными чудищами. О них новобранцы уже немало слышали от бывалых бойцов.
– Сейчас попрут, – сказал Никашкин. Он снова осторожно приподнялся над бруствером.
– Немцы порядок любят: покропили стальным дождиком, пора и в лес с кузовком за грибочками… Ефрейтор сделал характерный жест рукой: