Золотой ключ. Том 1

Но теперь семейные связи приобрели для него большее значение. Дионисо происходил из влиятельной ветви семьи, давшей миру за последние пятьдесят лет двух Верховных иллюстраторов и любовницу Великого герцога. Преимущества этого положения были очевидны, они стоили тех дополнительных усилий, которые пришлось потратить, чтобы добиться его и обмануть семью и близких друзей. Дионисо занимал одно из первых мест в списке кандидатов на любую выгодную должность. Как только он изъявил желание поехать в Нипали, назначение Пришло всего через несколько дней. Более того, когда бы он ни возвратился домой, его всегда ожидал здесь теплый прием и лучшие комнаты.

Хотя, делая выбор, он всегда надеялся, что ему не придется сильно изменять характер, приводить его в соответствие с особенностями предыдущего тела, по существу, это уже было не важно. Он привык к таким изменениям. А если играть роль становилось слишком утомительно или если друзей ставила в тупик явная перемена, всегда оставалось по крайней мере два выхода. Во-первых, он мог добровольно уехать, став на несколько лет итинераррио — дерьмовая работенка для малоталантливых Грихальва. Этот вариант, хоть и был достаточно неприятным, все же имел свои преимущества. Он приобретал доброе имя, а время, проведенное им в качестве итинераррио, сглаживало в памяти людей разницу между тем, каковы были раньше Сандор или Тимиррин и каким на самом деле был он.

Другой вариант заключался в том, чтобы нарисовать парочку намеков или даже несчастий в секретной мастерской над винной лавкой. Но он не любил собирать необходимые ингредиенты — занятие в лучшем случае отвратительное, а иногда и просто опасное.

Он задержался в массивных бронзовых дверях Галиерры, пока хранитель рылся в захламленной конторке в поисках копии последнего путеводителя. Он двенадцать лет не был в Мейа-Суэрте и хотел знать, чьи работы сейчас в моде, что изменилось в расположении картин и что нынче пишут историки о его портрете Сааведры. Об этом признанном шедевре, бесценном творении гения, увидеть который уже было великим счастьем, и — усмехнулся он про себя — о великом разочаровании всех молодых художников, пытающихся хоть немного приблизиться к его мастерству.

Наконец смотритель протянул ему плотный лист бумаги. Хорошая работа. Он попробовал на ощупь, нет ли ворсинок, и опытным взглядом осмотрел гладкую поверхность. Уже целое столетие он не пытался сам делать бумагу. Пожалуй, можно будет попробовать — в качестве хобби.

Путеводитель — увенчанная большой герцогской печатью бумага с текстом, мелко набранным на обеих сторонах — начинался с кратких сведений обо всех правителях Тайра-Вирте и служивших им Верховных иллюстраторах. Он кивнул хранителю в знак благодарности и подумал, подавив смешок, как бы удивлен был юнец, если бы знал, что перед ним величайший из всех Верховных иллюстраторов, автор большей части картин Галиерры, пришедший поглядеть на свои собственные работы.

Он зашагал по кафельному полу, задерживаясь около знакомых картин и притворяясь, что изучает их, — ради группы молчаливых монахинь, столпившихся посреди Галиерры. То и дело он останавливался, чтобы с неподдельным интересом рассмотреть какое-нибудь “Венчание” или “Договор”, написанный знакомым художником. Старина Бенидитто был истинным гением по части цвета. Тасиони писал деревья так, что казалось, было видно, как ветер шевелит листья, даже слышен их шорох — а он уже успел позабыть об этом. Никто, даже он сам, не мог превзойти Адальберто в изысканности мягких складок шали на женской руке. Он отдавал безмолвную дань давно ушедшим коллегам, в великодушии своего гения способный признать и их таланты.