Золотой ключ. Том 1

— Я это чувствую. Просто знаю, и все. Это у меня в сердце. — Она коснулась груди. — Он всегда был не таким, как другие, с самого начала. И все об этом знают. Потому-то и обращаются с ним так плохо, дразнят, смеются над ним, внушают, что он слишком маленький… Потому что и они это чувствуют. Сколько бы ни издевались над ним, понимают, что на самом деле он выше любого из них. Агво, у него есть не только подлинный талант, но еще и душа. — Она смотрела в спокойные очи Раймона Грихальвы, искала в них понимания. — Мы делимся на тех, кто всю жизнь мечтает стать лучшим, и на тех, кому незачем мечтать, а надо лишь сделать это. Получить то, что и так тебе принадлежит. — Сааведра печально вздохнула. — Агво, "ему завидуют. Даже муалимы… Они понимают, кем он может стать.

Раймон поднял руку, призывая ее умолкнуть.

— Действительно, мы умеем отличать детей, обладающих столь дорогим для нас талантом. Но без наказания обойтись невозможно, как и без компордотты. Дар лишь тогда приносит семье ощутимую пользу, когда его обладатель понимает, что злоупотребление им чревато опасными последствиями.

Она кивнула, подумав, что Томас об этих последствиях узнал не понаслышке.

— Ты сама видишь, как мало нас нынче. И мы должны заботиться об оставшихся. Мы не можем позволить запальчивому юнцу расшатывать устои нашей семьи.

Она снова молча кивнула.

— Поэтому тебе, Сааведра, лучше держаться от него подальше. Пусть расцветает твой дар, и меньше заботься о Луса до'Орро твоего приятеля, чем о своей собственной.

Она чуть не вздрогнула. Откуда он знает?

Раймон Грихальва улыбнулся.

— Муалимы очень требовательны, угодить им подчас невозможно, но у них тоже отменное чутье на талант. А ты им не обделена, уж поверь.

— Где ему до таланта Сарио!

— Сарио? Да, пожалуй… Но без дисциплины дар — ничто. Какой от него прок, если он неуправляем?

Они ушли от опасных тем, углубились в философию искусства. Сааведра оживала под одобрительным взором Раймона.

— Агво, но ведь в дикой свободе есть высший смысл. Если у художника душа в оковах, надолго ли он сохранит свой талант?

— Безусловно, твои слова не лишены смысла. Но если поступиться правилами, дисциплиной, потеряно будет все.

— Агво, но разве мы не Грихальва? Разве мы не вольны творить, как никакая иная семья?

— А чем же еще мы занимаемся? — Он улыбнулся. — Сааведра, не пытайся меня перехитрить… Я согласен с тобой, что Сарио талантлив, может быть, даже Одарен, — это выяснится довольно скоро. Но неуправляемый талант — лишь помеха семье на пути к ее целям.

— Он хочет стать Верховным иллюстратором, — выпалила она. — И это не пустая мечта! Он прекрасный художник! Да, Сарио вспыльчив, иногда непослушен, но неужели из-за такого пустяка вы лишите род Грихальва возможности заменить Серрано нашим человеком?

— Иногда?

— Агво, он нервничает. Вам ведь тоже случается нервничать. Вот вы говорите, что однажды в детстве зашли куда не полагалось… Ну, и кто вы теперь? Главный наставник, один из самых прославленных иллюстраторов нашей семьи, и по справедливости на место Верховного иллюстратора после смерти Гуильбарро Серрано надо было назначить вас, а не его сына, этого никчемного маляра…

Он очень долго молчал, а она тем временем заливалась густым румянцем, вспомнив, каким тоном должно разговаривать с этим человеком.

— Ты в самом деле считаешь, что Сарио настолько талантлив?

— Он способен написать все что угодно, я в это верю. И стать кем угодно.

Он задумчиво прикрыл глаза.

— Может быть, ты и права. — Он сжал в ладони Золотой Ключ, висящий на цепочке. — Может быть. Что ж, мы с тобой побеседовали, наказание определено. А теперь ступай. Вымойся, переоденься и посмотри, нет ли ожогов. И заруби себе на носу: я своего решения не отменю. Твоя “ссылка”, как ты это называешь, продлится год, и ни днем меньше.

— Да, агво.

Он поцеловал пальцы, держащие Ключ, и прижал его к груди.

— Да будут вечны Их Святые Имена. Можешь идти, Сааведра.

Она повторила его жест, хоть и не носила ключа. И молча (Раймон уже не потерпел бы возражений) покинула солярий.

«Надо рассказать Сарио…»

Только сейчас она осознала всю суровость, всю изощренность наказания.

— Матра Дольча, — прошептала она, и на глазах выступили слезы. — Если ты можешь ускорить время, умоляю, начни сейчас же!

Раймон Грихальва обернулся на звуки шагов и указал на стул с мягким сиденьем и высокой спинкой. Но вошедший сразу направился к окну. И встал спиной к Раймону.

— Да, — задумчиво произнес он. — Теперь я понимаю. Хорошо, что ты меня позвал.

— Премио Фрато, — кивнул Раймон.

— Пожалуй, в наших планах она может сыграть не менее важную роль, чем мальчик. — Он посмотрел на Раймона. — Думаю, теперь нет никаких сомнений, что это — кровь тза'абов. Наша семья всегда была талантлива, но этот талант — иной. Он — выше. И наш дар, и наша кровь теперь иные.

— Генеалогия предполагала, что кровь тза'абов должна заявить о себе, но до нерро лингвы ничего не было заметно, — сказал Раймон.

Его собеседник отмахнулся.