Золотой Крюк

Теперь, чтобы получить завод в собственность, Бородянскому нужно было схлестнуться с вчерашним подчиненным на аукционе. Бородянский мог бы победить его на денежном аукционе, проиграв на чековом. В этом случае им обоим предстояло стать пайщиками, что его никак не устраивало. Марина донесла, что Чеботарев ходит сам не свой после отказа Саши покупать завод через него, и возвращать его в нормальное расположение духа Бородянский не планировал. Но Сергей Степанович, по информации из того же источника, не сдался, напротив, решил биться до конца, и теперь скупал приватизационные чеки в бешеных количествах. Не до конца доверяя даже Марине, Бородянский отправил в офис "Золотого Крюка" одного из своих соглядатаев, и тот подтвердил, что народ активно сдает бизнесменам ваучеры под залог технологии по производству супербетона.

Это означало, что для того, чтобы попробовать переиграть Чеботарева и на чековом аукционе, Бородянскому следовало скупить большее количество ваучеров. На это у него уже почти не оставалось времени — Саша торопил, будто точно знал дату собственной смерти. Да и влететь это должно было в копеечку. Бородянский попытался настроить против "Золотого Крюка" людей из комитета, но наткнулся на вежливые отказы: все, дескать, пройдет в соответствии с законом, никто не будет мешать его конкурентам приобретать завод. И это при его-то связях! Дело было в том, что Чеботарев и Витек имели явное преимущество в возможностях давать взятки: они выдавали немалую часть их сертификатами "Золотого Крюка", и дивиденды чиновникам выплачивали весьма исправно. Так что скоро Бородянский рисковал сам остаться не допущенным к приватизации, под тем, например, предлогом, что являлся госслужащим. Его распирало от желания напустить на эту сомнительного происхождения контору налоговиков, которым было по силам пошатнуть финансовую мощь Чеботарева. Но едва ли стоило делать это сейчас, когда он сам разрешил им работать на полуразворованном заводе, и эта часть их деятельность финансировалась через его трест.

Бородянский был загнан в цейтнот, и, будучи человеком грамотным и сильным, хорошо это понимал. Если этот нувориш с задатками скупщика заводов почувствует, что он поставил не на ту лошадь, Чеботарев выиграет схватку, а он, Бородянский, еще и выплатит Саше солидную компенсацию.

Лев Семенович в итоге решился пойти на наиболее экономичный и оправданный шаг: не противодействовать Чеботареву, а просто послать куда подальше и Чеботарева, и вытащенного им из далекой Эстонии господина Витаса Жальгириса. Правда, сделать это предстояло так, чтобы бизнесмены, обидевшись, не свернули свои цеха до того, как "новый русский" Шура приедет за своим золотым ключиком. Не хотелось бы видеть его посреди чистого поля, а потом объяснять, что это за кусок пустыря, огороженный забором, ему продали за 15 миллионов долларов. С таким типом вообще лучше потом дела не иметь, а то и голову оторвать может. Поэтому Бородянский понимал, что следует заключить с прибалтами пакт о ненападении, а в качестве компенсации перекупить у них разом те ваучеры, что они уже собрали. Если Чеботарев и в самом деле ходит, как в воду опущенный, он должен обрадоваться возможности и деньги свои вернуть — вкладчикам то ему платить проценты по прежнему надо, и даже немного подзаработать. Окончательное уничтожение возгордившегося Сергея Степановича Бородянский отложил на потом.

Скоро за столом в кабинете начальника треста вновь сидели господа Витас Жальгирис, Чеботарев и черноволосая красавица Марина. Бородянский вызвал их по делу, которое, по его словам, не терпело отлагательств. Когда его секретарша передала эту новость в офис "Золотого Крюка", Витек дернулся было пробежаться до соседнего магазинчика и купить шампанского, но друзья удержали его: было бы странно, если бы в дневное время на деловой встрече от эстонского бизнесмена пахло спиртным.

— Да у нас в Таллинне все выпивают, когда хотят! Холодно же! — уговаривал Витек, но Марина посмотрела строго, и он сдался.

Теперь они сидели перед Бородянским, который нервно барабанил пальцами по столу и силился решить двуединую задачу: объяснить, почему надобность в супербетоне резко отпала, и, следовательно, услуги эстонцев больше не требуются; заодно сообщить, что пока они могут продолжать работу; и при этом сохранить строгое выражение лица, соответствующее его главенствующему положению во всем этом проекте. Сделать это было непросто, оттого Лев Семенович и нервничал, что вообще-то случалось с ним крайне редко.

— Я не вполне понимать, что вы нам говорить, — сообщил господин Жальгирис после того, как они выслушали сообщение Бородянского: — То есть, что значит, вы хотите получить "Мосармпром" взад?

— Не в зад, а назад, — поправил приятеля Чеботарев, мрачный, как туча.

— То и значит — завод будет приватизирован. То есть не надо его разрушать и пускать на бетон, как мы думали раньше.