Золотой шар

Никем не замеченные они выскочили из бронепоезда, и Костя аж подпрыгнул — под ногами ковром лежал хабар. Он тут же забыл все свои страхи и сомнения. Хабар здесь был самый разнообразный: хабар, который почти вечно давал воду, хабар, который был способен зажигать костер — хоть сто тысяч раз, съедобный хабар, который, правда, надо было молоть, хабар-попрыгунчик и даже — хабар-ветер. И еще множество всякого другого добра, свойства которого Костя попросту не знал.

— Это все примитивный хабар, — объяснил Бараско. — Так называемый, природный. А нам нужен современный, технологический. Так что ты можешь смело все выбросить.

Действительно, пока они шли до бархана, Костя успел забить карманы камнями и песком. Ему стало тяжело идти, ноги вязли в почве, по шее побежали струйки пота.

— Ничего, — кряхтел Костя, — пригодится…

Уж очень ему не хотелось расставаться с этими очень полезными вещами. Он даже прихватил какой-то полосатый камень. Хорошо, хоть Бараско не заметил — камень еле уместился за пазухой.

Они поднялись на бархан. Паровоз отчаянно свистнул, пушки и пулеметы бронепоезда угрожающе зашевелились и ощупывали все окрест. Из выгонов высыпали команды и торопливо стали сгребать в вагоны тонны хабара.

— Дома отсеют хабар и продадут, — сказал Бараско, с презрением наблюдая за солдатами. — Нам такие жертвы не нужны.

— Зато много и сразу, — вздохнул Костя.

Честно говоря, он не знал, плохой или хороший метод обогащения изобрел славный командир Березин. Но, похоже, голова у него варила. Нет ничего проще, чем заскочить в Дыру, нагрузиться под завязку и дернуть домой.

— Папа, я что-то нашел! — кричал младший лейтенант Нежный.

— Неси сюда, сынок! — отвечал командир Березин.

— Тьфу ты! — плюнул Бараско. — Пользуется служебным положением!

— Какое же это положение? — не согласился Костя. — Это бизнес. В Москве все так делают.

— Не знаю, как в Москве, а у нас это называется дуростью.

Они спустились по другую сторону бархана и возле куста саксаула решили перекусить. Не успели умять банку тушенки и каравай хлеба, как на гребне бархана, со стороны пустыни, мелькнула и пропала чья-то голова. Костя схватился за автомат.

— Эй! — крикнул кто-то, однако не показываясь. — Давай жетон! Давай!

— Кто это? — оторопело спросил Костя, держа гребень бархана под прицелом и ежесекундно ожидая, что оттуда прилетит граната.

— Аборигены, — спокойно ответил Бараско, вычищая банку коркой хлеба. — А может, партизаны. У тебя мелочь есть?

Костя нащупал в кармане три монеты по пять рублей.

— Только просто так не отдавай, — сказал Бараско, прикладываясь к бутылке с водой.

— А что взамен?

— Сейчас посмотрим? Эй чукча, вали сюда! — позвал Бараско, едва взглянув наверх.

Из-за гребня бархана, мелькнув, как ящерица, скатился волосатый человек, одетый пестро, как американский бомж, но в какой-то разорванной треуголке времен наполеоновских войн, и первым делом, схватив пустую консервную банку, сунул ее за пазуху.

— Дай жетон! — протянул он руку. — Дай!

— Э-э-э! — замахнулся Бараско. — Положи на место!

— Дай, а? Дай! Будь другом! А я тебе такой хабар, такой!.. — человек с ловкостью фокусника извлек из своего тряпья глиняную трубочку. Флейту, что ли? Или свисток? Нет, она больше походила на палочку для ковыряния в носу.

— Не-не-не-не… — отказался Бараско. — Зачем нам твоя «фляжка»?

— Как зачем? — гримасничал человек. — Шалманить будешь.

— Нет! — твердо сказал Бараско. — Мы местное пиво не пьем. Плохое у вас пиво. — И пояснил специально для Кости: — Моча, а не пиво, они какую-то траву жуют, сплевывают в ведро, а потом заливают водой из реки, и все это бродит на солнце. Вот из этой трубочки она и течет хоть всю жизнь, но только исключительно в Дыре. А у нас — бесполезная трубка. Нет! Нет! Ты, чукча, дай нам что-нибудь полезное.

— Нема, — развел руками абориген.

— А вот у тебя «пометы».

— «Пометы» нема, есть только «фляжка».

— Ну тогда иди отсюда! — грубо сказал Бараско. — И банку нашу отдай. Из банок они украшения делают, — сказал он, обращаясь к Косте, — и продают туристам втридорога.

— На «пометы», на, — согласился абориген. — Но за нее банка и два жетона.

— Одним обойдешься, — сказал Бараско. — Отдай ему одну монету.

Обмен состоялся, и абориген исчез, оставив им, как показалось Косте, кусочек глины на веревке, чтобы носить на шее.

— Что это такое?

— Одноразовая шапка-невидимка. Пригодится за пять рублей-то, — произнес Бараско и полез по склону бархана.

— А почему они деньги называют жетонами? — Костя лез следом.

— Да потому что у них только устанавливается вычислительная система. А деньги им нужны для обозначения количества продуктов.

— Дикари, однако, — заметил Костя.

— Сейчас увидишь, какие это дикари… — пообещал Бараско и уверенно повел его на северо-восток, где, по его словам, находилось аборигенное поселение Красноводск.

— Конечно, это не наш Красноводск, просто мы его так называем, — объяснил он. — Мне там свидание назначено.

— Вот для чего я тебе был нужен, — догадался Костя. — Чтобы добраться сюда?

— Не совсем.

— А для чего? Ты же бывший полицейский.