Золотой век империи монголов.

Возможно, столь же глубоко потрясла его потеря любимого сына и наследника Чжэнь-цзиня, который получил блестящее образование и воспитывался, чтобы со временем занять трон великого хана и императора Китая. Его воспитанием руководили самые выдающиеся люди того времени, наставлявшие его в самом широком спектре предметов — от китайской истории до буддизма. Он был прекрасно подготовлен для управления государством. Поэтому ранняя смерть, настигшая Чжэнь-цзиня, когда ему еще не было и пятидесяти, нанесла тяжелый удар Хубилаю и усугубила общую подавленность, воцарившуюся при императорском дворе. В конце концов преемником был назначен сын Чжэнь-цзиня, Темур, взошедший на престол в 1294 г. и получивший храмовое имя Чэн-цзун.

В летописях сохранились более-менее подробные сведения лишь о двух дочерях Хубилая; мы не знаем, сколько их у него было всего. Это младшее поколение монгольских благородных дам практически не имело политического влияния. В отличие от таких влиятельных монголок, как Оэлун, мать Чингис-хана, или Чаби, дочери Хубилая не принимали участия в политической жизни. Возможно, они воспитывались в китайской культурной традиции, которая жестко ограничивала женский круг интересов и не допускала их к принятию политических решений. С другой стороны, возможно, дочерей Хубилая политика просто не интересовала. Как бы то ни было, китайские историки упоминают имена лишь двух его дочерей. Мяоянь удостоилась такого внимания за свою приверженность буддизму. Она ушла в монастырь Таньчжэсы, расположенном на Западных холмах Пекина, где и была похоронена. Она почитала богиню милосердия Гуаньинь «днем и ночью с таким рвением, что на плите, на которой она творила поклоны, остались отпечатки ее лба и ступней». В одном из павильонов монастыря висел ее портрет, и, по сведениям путеводителя по Пекину за 1935 г., в то время он все еще там находился. Вторая дочь, имя которой дошло до нас, Ху-ду-лу Цзе-ли-ми-ши, была из государственных соображений выдана Хубилаем за корейского правителя, чтобы укрепить связи между монгольским двором и корейскими вассалами. Больше о дочерях Хубилая нам ничего неизвестно, но, конечно, их нельзя поставить рядом с самоуверенными и яркими женщинами поколения самого Хубилая и уж тем более прежних времен.

Испытав горечь личных утрат и неудач во внешней и внутренней политике, Хубилай все больше предавался пьянству и чревоугодию. При императорском дворе задавались все более и более роскошные пиры, на которых в основном подавались традиционные монгольские блюда, главным образом мясо. Даже обычные трапезы обставлялись весьма пышно, как будто Хубилай искал забвения в еде. Главным пунктом меню была вареная баранина, которую дополняли также обильные и жирные мясные блюда. В типичном случае к трапезе на столе появлялись жареная грудинка ягненка, яйца, сырые овощи, приправленные шафраном и завернутые в блины, чай с сахаром, кумыс и напоминающий пиво хмельной напиток из проса. Естественно, пиры устраивались с еще большим размахом. Монголы не чурались излишеств, и переедание, особенно на торжественных празднествах, было скорее правилом, чем исключением. Монгольские ханы вообще были склонны к пьянству, и Хубилай продолжил эту традицию. Он поглощал кумыс и вино в огромных количествах, и это, естественно, не внушало надежд, что ему удастся совладать с политическими кризисами, сотрясавшими его державу.

Пьянство и чревоугодие не могли не сказаться и на его здоровье. Последнее десятилетие своей жизни он страдал от ожирения и вызванных им недугов. На портрете, написанном с него Лю Гуаньдао в 1280 г., он уже предстает довольно тучным, но в конце 1280-х гг. неумеренность поистине взяла свое. Хубилай чрезвычайно растолстел, его стала мучить подагра и другие болезни. Плохое физическое состояние усугублялось алкоголизмом. Марко Поло был далеко не единственным свидетелем чрезмерного пьянства при монгольском дворе. Хубилай, как и многие монголы, не мог контролировать количество выпитого, особенно по мере того, как он старел и переносил один удар судьбы за другим. Он испробовал множество средств облегчить свои физические страдания — от лекарств и врачевателей из Юго-Восточной Азии до корейских шаманов. Ничто не принесло ему исцеления, а сам он продолжал проводить время в попойках.