Золотой век Испанской империи

Прослышав о том, что Франсиско де Монтехо, его товарищ по первым дням кампании в Новой Испании, удостоился поста губернатора Юкатана, Альварадо решил вернуться в Мехико-Теночтитлан и оттуда отправиться в Испанию, чтобы добиться для себя такой же должности в Гватемале. К этому времени он уже испытывал «такое влечение к земле Гватемалы и ее народу, что решил остаться здесь и колонизировать эту страну. С этими мыслями он заложил город Сантьяго-де-Гватемала и начал подготовку к строительству собора»{334}. Также он распределил для нового города энкомьенды и назначил городской совет – после чего, для соблюдения формальностей, испросил у его членов разрешения, как командующему, покинуть страну для отъезда в Испанию. В его отсутствие, с августа 1526 года, исполнять обязанности губернатора должен был его брат Хорхе.

Хотя завоевание Гватемалы было еще далеко от завершения, Альварадо оставил в этой стране свой след и будет всегда помниться здесь как «Тонатиу», сын Солнца. Вожди киче, возможно, склонны будут повторить молитву вождей в «Пополь-Вухе»: «Сердце Небес, сердце земли, дай мне силу, дай мне смелость, в моем сердце, в моей голове, ибо ты – моя гора и моя равнина»{335}.

Глава 9

Карл и его империя

Я сосчитал с верхушки мечети [в Чолуле], что в городе имеется четыреста и более башен, и все они были мечетями.

Кортес, письмо Карлу V из Чолулы, 1519 год

Некоторые современные историки питают ложное представление о том, что император Карл уделял мало внимания своим заатлантическим владениям{336}. Такие предположения ничем не подкреплены, даже принимая во внимание его деятельность в Вальядолиде в 1522 году. Так, например, мы можем услышать, что в начале этого года он еще на четыре года продлил прибыльную монополию Лорана де Горрево, уроженца Савойи, губернатора провинции Брес и протеже эрцгерцогини Маргариты Австрийской, на продажу внутри империи черных африканских рабов

{337}. Начиная с ноября 1523 года это соглашение было аннулировано, и был разрешен импорт рабов в Индии по новым каналам: 1400 рабов в год было разрешено завозить в Санто-Доминго, 700 – на Кубу, 600 – в Мексику, 500 – в Сан-Хуан и Кастилью-дель-Оро, и 300 – на Ямайку. Горрево компенсировали ущерб, отдав ему пошлину (альморифасго[55]) с 1400 рабов, предназначавшихся для Санто-Доминго. Этот крупный, но простой и откровенный налог постоянно менялся. В 1524 году он был распространен на все товары, завозимые в Новую Испанию, и за последующие семь лет благодаря ему в казну были перечислены 50 тысяч песо{338}

.

Затем, как мы уже видели, в октябре 1522 года, всего лишь три месяца спустя после его возвращения в Испанию во второй раз, Карла, как упоминалось выше, убедили выслать четырех важных чиновников, чтобы «помочь» Кортесу в управлении Мексикой. Затем, имел место также прием в честь путешественников Эль Кано и Пигафетты, когда они вернулись из своего кругосветного плавания, которое было предпринято ими за счет Карла, по инициативе покойного Магеллана{339}. Начиная с 1523 года корона перехватывала все драгоценные металлы, отправляемые на родину из Индий; сперва это происходило от случая к случаю, затем стало устоявшейся практикой – все подобное золото, принадлежавшее частным лицам, автоматически обращалось в хурос (регулярные выплаты по фиксированной процентной ставке){340}.

Это верно, что в 1520-х годах испанский доход от Индий был все еще довольно скромным – в 1520 году он составлял от 1525 до всего лишь 134 тысяч песо; королевская доля равнялась 35 тысяч. Для сравнения: между 1516-м и 1520 годами эта цифра составляла 993 тысяч песо, а доля короны – 260 тысяч{341}. Между 1526-м и 1530 годами доход был уже больше миллиона песо, из которых доля короны составляла 272 тысяч, а в очень скором времени события в Перу изменят ситуацию в еще лучшую сторону.

В 1526 году Карла убедили вручить управление Юкатаном и островом Косумель, на который испанцы часто наведывались, но еще не успели завоевать, Франсиско де Монтехо – тому самому идальго из Саламанки, который представлял Кортеса в Испании в первые дни его великого завоевания{342}. До начала этой экспедиции Монтехо был другом Диего Веласкеса, губернатора Кубы, но впоследствии, видя достижения Кортеса, стал одним из его сподвижников. По характеру Монтехо был не особенно алчным – он жаждал славы больше, чем золота. И вот теперь он желал обеспечить поле деятельности для себя самого.