Золотой жук

– Ха! ха! ха! – ха! ха! ха! – засмеялся хозяин дома, жестом приглашая меня сесть, как только я вошел, и сам бросаясь на оттоманку и вытягиваясь во весь рост. «Я вижу, – сказал он, заметив, что я не сразу мог примириться с допустимостью столь необычного приветствия, – я вижу, что вы ошеломлены моими апартаментами – моими статуями – моими картинами – оригинальностью моих понятий по части архитектуры и обмеблировки! опьянели от моего великолепия, а? Но прошу извинить меня, милостивый государь (здесь тон его переменился и стал воплощением самой сердечности); прошу извинить меня за мой непристойный смех. У вас был такой ошеломленный вид. Кроме того, есть вещи настолько забавные, что человек должен

или засмеяться, или умереть. Умереть, смеясь, – вот, наверное, самая великолепная изо всех великолепных смертей! Сэр Томас Мор – превосходнейший был человек сэр Томас Мор – сэр Томас Мор умер смеясь, как вы помните. А в «Абсурдностях» Равизия Текстора приводится длинный перечень лиц, умерших тою же славною смертью. Знаете ли вы, однако, – продолжал он задумчиво, – что в Спарте (которая теперь называется Палеохорами), что в Спарте к западу от цитадели, среди хаоса едва видимых руин, находится нечто наподобие цоколя, на котором поныне различимы буквы АМ. Несомненно, это часть слова ГЕАМА[103]

. Так вот, в Спарте стояла тысяча храмов и алтарей, посвященных тысяче разных божеств. И странно до чрезвычайности, что алтарь Смеха пережил все остальные! Но в настоящем случае, – тут его голос и манера странным образом переменились, – я не имею права веселиться за ваш счет. У вас были основания изумляться. Вся Европа не в силах создать ничего прекраснее моей царской комнатки. Другие мои апартаменты ни в коей мере не похожи на этот – они просто-напросто ultra[104] модной безвкусицы. А это будет получше моды, не правда ли? И все же стоит показать эту комнату, и она послужит началом последнего крика моды – разумеется, для тех, кто может себе это позволить ценою всего своего родового имения. Однако я уберегся от подобной профанации. За одним исключением, вы единственный человек, не считая меня и моего камердинера, который был посвящен в тайны этого царского чертога с тех пор, как он обрел свой нынешний вид!»

Я поклонился с признательностью – ибо подавляющая пышность, благовония и музыка, в соединении с неожиданною эксцентричностью его обращения и манер, помешали мне выразить словесно мою оценку того, что я мог бы воспринять в качестве комплимента.

– Здесь, – продолжал он, встав и опираясь о мою руку, по мере того как мы расхаживали вокруг покоя, – здесь живопись от греков до Чимабуэ и от Чимабуэ до нашего времени. Как видите, многое выбрано без малейшего внимания к мнениям Добродетели. Но все достойно украшать комнату, подобную этой. Здесь – некоторые шедевры великих художников, оставшихся неизвестными; здесь же – неоконченные эскизы работы мастеров, прославленных в свое время, даже имена которых, по прозорливости академий, были предоставлены безмолвию и мне. Что вы думаете, – спросил он, резко повернувшись ко мне, – что вы думаете об этой Мадонне della Pietа[105]?

– Это работа самого Гвидо! – воскликнул я со всем энтузиазмом, мне присущим, ибо я пристально рассматривал ее все затмевающую прелесть. – Это работа самого Гвидо! – как могли вы ее добыть? Несомненно, для живописи она то же, что Венера для скульптуры.

– А! – задумчиво произнес он. – Венера? – прекрасная Венера? – Венера Медицейская? – с крошечной головкой и позолоченными волосами? Часть левой руки (здесь голос его понизился так, что был слышен с трудом) и вся правая суть реставрации, и в кокетство этой правой руки вложена, по моему мнению, аффектация в самом чистом виде. Что до меня, я предпочитаю Венеру Кановы! Аполлон тоже копия – тут не может быть сомнений, – и какой же я слепой глупец, что не в силах увидеть хваленую одухотворенность Аполлона! Я не могу – пожалейте меня! – я не могу не предпочесть Антиноя. Разве не Сократ сказал, что ваятель находит свою статую в глыбе мрамора? Тогда Микеланджело был отнюдь не оригинален в своем двустишии:

Non ha l’ottimo artista alcun concettoChe un marmo solo in se non circunscriva[106].