Золотой жук мисс Бенсон

Безопасность. Прежде всего она должна обеспечить Инид и девочке безопасность. Если они обе будут в безопасности, она до конца жизни сможет жить спокойно. Но, похоже, до полной безопасности было еще далеко – слишком многое продолжало ее тревожить. Инид уверяла ее, что чувствует себя отлично, но была ужасно бледна, лицо ее казалось даже каким-то голубоватым, и у нее все еще продолжалось кровотечение. Марджери понимала, что должна поскорее привести в порядок свою коллекцию и хорошенько ее продать – им потребуется немало денег, чтобы выбраться с этого острова. Но более всего сбивал Марджери с толку именно ребенок. По сути дела, эта крошка перевернула ее жизнь с ног на голову.

Любовь Инид к дочери была столь велика и неистова, что она никак не могла выбрать девочке имя. Она перебирала имена, как одежду, примеривая то одно, то другое и отбрасывая прочь. Ни одно не подходило. Ни одно не обещало той защиты, какую Инид хотела бы для своей малышки, и она чуть ли не каждый час предлагала новое имя. Хоуп (Надежда!). Грир (в честь Грир Гарсон[37]

, поскольку фильм «Миссис Минивер» был ее любимым). Бетти в честь матери Инид. И даже Крошка Крапивник, потому что девочка была маленькая, как птичка. Затем в ход пошли почти библейские варианты: Кезия, Ребекка, Мария. Потом вдруг возник легкий флирт с французским языком и было предложено имя Сесиль. В итоге Инид остановилась на Глории. И сказала, что хочет дать дочери фамилию Бенсон, чтобы у нее была «настоящая фамилия, а не вымышленная», вроде Притти, и тогда она будет носить имя, которым можно гордиться.

– Но, Инид, – удивилась Марджери, – это же моя

фамилия!

– Да, Мардж. Я прекрасно это знаю и хочу, чтобы у нее была твоя фамилия.

– Но почему? – С тех пор как малышка Глория появилась на свет, все, что было с ней связано, неизменно вызывало у Марджери оторопь, а зачастую доводило и до слез, словно теперь все ее жизненно важные органы и мысли оказались снаружи и стали на редкость уязвимыми. – Я же ей не отец, – глупо прибавила она, хлюпая носом и сморкаясь.

– Я назову ее Глория Бенсон, потому что знаю: ты всегда будешь о ней заботиться.

А Марджери уже понимала, что так оно и будет. На самом деле все эти слова почти ничего не значили – так, мелкая рябь на поверхности воды – по сравнению с теми чувствами, какие Марджери втайне испытывала. Это маленькое чудо, ревущее во все горло, пукающее, какающее чем-то желтеньким, ворвалось в жизнь Марджери с силой выпущенного из пушки снаряда и заняло в ее душе такое огромное место, о существовании которого сама Марджери раньше даже не подозревала. Не говоря уж о том, что это место оказалось совершенно свободно. Несмотря на крошечные размеры – Глория, казалось, была меньше куклы и такая худенькая, что ее хрупкие косточки прощупывались, как бусины в любых вязаных одежках, созданных Инид, – она, безусловно, была маминой дочкой и, похоже, сумела бы выжить в любых условиях, даже там, где это было вроде бы невозможно. С тех пор как она появилась на свет, Марджери удалось насладиться едва ли часом нормального сна. Требуя есть, девочка начинала пронзительно кричать и выгибать спинку, и кричала она до тех пор, пока Инид не совала ей в ротик сосок; затем, наевшись досыта, Глория засыпала, и вокруг ее губ и даже на подбородке засыхали капли желтоватого материнского молока. Инид теперь расположилась в большой комнате, устроив посреди нее нечто вроде гигантского гнезда из одеял и москитных сеток и окружив себя кастрюлями с теплой и холодной водой, а также всем тем, что могла раздобыть или приготовить Марджери, чтобы ее накормить, потому что после родов у Инид проснулся поистине чудовищный аппетит. Так что Марджери не знала ни минуты покоя; она моталась к ручью и обратно, рвала на пеленки простыни, кипятила окровавленные лоскуты, которыми пользовалась Инид, и детские пеленки, покрытые пятнами младенческих испражнений и отрыжки, и все же Инид каждый раз, как только Марджери оказывалась поблизости, подзывала ее к себе и просила посмотреть, что делает Глория. «Смотри, Мардж, смотри! По-моему, она улыбается!»

И Марджери смотрела на закрытые глаза спящей девочки, осененные поистине королевскими ресницами, на ее многообещающий носик, на крохотные пальчики с самыми настоящими ноготками, на густую гривку ее волос.

(«У нее твои чудесные волосы, Мардж». – «Этого не может быть, Инид». Однако волосы у девочки и впрямь были густые, волнистые. Просто великолепные волосы.)