Золотой жук мисс Бенсон

– Что у вас с лицом, Мардж? – спросила Инид. – Оно раздулось, как боксерская груша. Похоже, вас здорово искусали.

– Меня действительно здорово искусали.

– Хм… – с сомнением промолвила Инид. – Ну, ничего, зато денек сегодня отличный. И мы здесь в полной безопасности. – Она, задрав голову, смотрела вверх, на переплетение ветвей и лиан, откуда, медленно кружась, падал огромный лист, похожий на птерозавра, пронзенного стрелой охотника.

– Господи, Инид, как вы можете называть такую ситуацию полностью безопасной?!

И тут, не дожидаясь ответа, Марджери ринулась в кусты. Выбора у нее, впрочем, не было: ей страшно захотелось в уборную, и показалось, что ее кишечник вот-вот взорвется.

Оставив в зарослях существенную часть собственного веса, она благополучно вернулась обратно, чувствуя, что пахнет от нее, как от душного козла. Оказалось, что Инид тем временем успела сложить гамаки и палатку, а также то, что сумела спасти из продуктовых припасов. Она задумчиво осмотрела Марджери с головы до ног – примерно так механик осматривает старый ржавый автомобиль с разбитым передним бампером, прежде чем решить, стоит его ремонтировать или лучше сразу отправить на свалку.

– Вы хорошо себя чувствуете, Мардж?

– Да, благодарю вас.

– Но вы, похоже, сильно хромаете.

– Нет, я в полном порядке.

– Знаете, нам ведь вовсе не обязательно закапывать в землю револьвер Тейлора. Да и вы, возможно, будете чувствовать себя в большей безопасности, если я его у себя оставлю.

Нет, это уж слишком, подумала Марджери. Ей казалось, что последняя соломинка для нее – это проклятый гамак, летучая мышь, совершившая посадку прямо ей на лицо, и вообще вся минувшая ночь, наполненная жуткими криками и шорохами. Затем последней соломинкой ей показался завтрак в виде «Спама» и последовавший за этим понос. Однако все это меркло по сравнению с самой последней соломинкой – предложением Инид оставить при себе револьвер. Марджери показалось, что воздух вдруг стал настолько плотным, что его невозможно вдохнуть. И она дрожащим голосом заявила:

– Инид, я повторяю: я не хочу, чтобы этот револьвер находился где-то поблизости от нас. Револьвер – это самая ужасная вещь на свете. Я даже думать о нем не хочу. Я не хочу его видеть. Неужели вы не понимаете такой простой вещи? Я не желаю, чтобы в моей жизни присутствовало хоть какое-то оружие!

Инид выпрямилась и очень внимательно посмотрела на Марджери. Казалось, она видит ее насквозь. Ее взгляд проникал прямо под распухшую от слез и укусов кожу Марджери. Проникал в самые глубины ее души. Затем Инид медленно проговорила:

– Я поняла, Мардж. Вы потеряли кого-то очень вам дорогого. И его убили из револьвера. Вот почему вы и вида крови не выносите.

– Пожалуйста, Инид, давайте оставим эту тему! И прекратим разговор об оружии. И, пожалуйста, давайте продолжим наши поиски!

Инид молча кивнула. Выплеснула на землю кофейную гущу. Потом тихо сказала:

– Да, Мардж, конечно. Я все понимаю. А револьвер я сейчас закопаю.

И закопала. Прямо сразу. Во всяком случае, когда она вернулась, в руках у нее ничего не было.

– Вот и нет никакого револьвера! – весело сказала она. – Ну что, теперь все в порядке, Мардж?

* * *

И они продолжили подъем. Марджери залепила распухшие укусы листьями лещины, а ноги растерла так сильно, что они словно собственное электричество начали вырабатывать. На голову она водрузила свой шлем. И они с Инид стали дальше прорубать тропу в девственном дождевом лесу. Начался их день номер два.

– Возможно, сегодня мы его найдем! – пела неугомонная Инид.

Час за часом – расчистить кусочек тропы, подтащить оставленные позади вещи, передохнуть и все начать сначала. Марджери обливалась потом; с нее текло так, словно она весь день простояла под душем. Ей казалось, что ее бедренный сустав пронзительно вопит от боли. К тому же один ботинок ужасно натер ей ногу. И голова была какой-то страшно тяжелой и горячей. И кишки то и дело скручивали болезненные спазмы, а уж анальный проход и вовсе напоминал сломанный водопроводный кран. Руки были сплошь покрыты водяными мозолями и порезами. А вокруг, насколько мог видеть глаз, высились деревья-великаны, и корни их были похожи на гигантские ступни, покрытые переплетением вздутых вен, а мощные ветви казались еще толще от обвивавших их бесчисленных лиан. Влажная жара окутывала тело, как мантия.