Золотые дни майора Пронина

Когда в последние мирные месяцы 1941 года советские люди зачитывались журналом "Огонек", упиваясь расследованием "Голубого ангела", майор Пронин уже был знаковой фигурой. Проницательным и въедливым людям уже бросали: "Ну, ты - майор Пронин". На этом пьедестале майор ГПУ заменил старорежимного "гения русского сыска". Знатным предшественником майора Пронина был его превосходительство Иван Николаевич Путилин - имперский тезка советского героя. Персонаж рассказов Романа Доброго слыл апологетом позитивистской морали, в то же время соблюдающим православную традицию. Он обожал надевать на своих супостатов (среди них преобладали злокозненные поляки) "железные браслетки". Путилин был реальным начальником Санкт-Петербургской сыскной полиции, оставившим свои сенсационные записки. Но больший успех имели постлубочные рассказы о Путилине, написанные М.В.Шевляковым, и в особенности - Романом Добрым (Р.Л.Антроповым). Там было достаточно страстей и погонь, разрушенных карьер и кровавых сцен. Путилин всегда оказывался победителем, поражая изобретательным умом (вместо "детективного метода" Холмса у него была "кривая", которую гений русского сыска "выстраивал") и артистизмом маскарадного умельца. Этот запомнившийся русскому читателю герой предшествовал Пронину в качестве любимого народом сыщика. Отметим и характерную разницу: Путилин - настоящий сыскарь, оберегающий права собственности русских обывателей, а Пронин - чекист, контрразведчик, работающий на государство.

Начало повести "Голубой ангел" - классическая увертюра к холмсовской истории: "Из поездки в Армению я привез, помимо записей и документов для книги об этой древней и красочной стране, несколько бутылок старого армянского коньяку. Одна из них предназначалась в подарок Ивану Николаевичу Пронину, и на другой же день по возвращении я позвонил к нему на квартиру. На звонок никто не отозвался, и это было естественно: телефон в квартире Пронина безмолвствовал по целым неделям". В роли Ватсона - сам Лев Овалов, который и впрямь работал в то время над книгой об Армении. Читатели оценили этот незатейливый, поточный, идеально гармонирующий с сюжетом язык. Явление автора, наверное, тоже можно рассматривать каклирическую ноту, характерную для этой повести.

Образ Пронина героичен, автор не скрывает своего восторга: "... Так ласково и умно смеялись эти глаза, что я еще раз невольно подумал о том, как люблю и уважаю этого человека.

Я смотрел на его добродушное лицо и суховатые губы, на его седые виски и неправильный русский нос, на его чистую рубашку и похудевшую сильную руку и невольно задумался об этом простом и очень талантливом человеке, прошедшем трудный и сложный путь..."

Декорация шпионского детектива - дело прихотливое. В жилище героя все должно быть на своих местах. Так и есть: "Все находилось на своих местах: и недопитый стакан с чаем на обеденном столе, и раскрытые окна в столовой, и легкий сквознячок, столь любимый Прониным, и книги в кабинете, небрежно втиснутые на полки, и знакомый ковер на стене, и, наконец, сам Пронин в белой полотняной рубашке, полулежащий на тахте".

Лев Овалов сознавал, что в детективе необходимо создание особой, современно-романтической атмосферы, чтобы у читателя захватывало дух от опасной и шикарной работы контрразведчика. Шикарной - потому что Пронину и его коллегам приходилось иметь дело с "элементами сладкой жизни" - коварными иностранцами, театральными администраторами, гостиничными портье... Что это - уступка массовому вкусу, требующему зрелищ в стиле "красивой жизни"? Думается, писатель осознанно формировал каноны легкого жанра, в котором назидательность ненавязчиво сочеталась с детективными красивостями вроде отличного армянского коньяка, который пьется неторопливыми, маленькими глотками. А еще в "Голубом ангеле" пьют кахетинское (в те времена - почти монопольное винное название - кахетинское и номер). Достойные напитки, которыми гордится страна... Очень уютную, просто образцовую обстановку мы, вместе с читателями 1941 года, находим в квартире холостого майора Пронина. Редкие вещицы напоминают о прежних делах, о подвигах, которые поразили бы любого из нас, но скромный майор скуп на воспоминания... Зато автор-рассказчик, оказавшись в квартире майора, жадно смотрит на эти вещицы, наматывая на ус и запоминая. Подобно Конан Дойлу, Овалов щедро рассыпает по пронинским страницам свидетельства о громких делах, которые, к сожалению, так и не были описаны... Это интригует читателя, заставляет фантазировать в ожидании новых рассказов и повестей о героическом майоре.