Золотые дни майора Пронина

В "Голубом ангеле" мы находим отголоски и массовой культуры того времени. Неофициальных героев не следует противопоставлять политическому официозу. Просто Утесов, Дунаевский, Георгий Виноградов работали на другом поле, не в кремлевских дворцах, а в зеленых театрах и садах "Эрмитаж" - и работали неподражаемо. Тайна утесовского успеха начинается с псевдонима, выбранного исключительно удачно. Конечно, "Лейзер Вайсбейн" звучало не так притягательно, и дело тут не в пресловутом национальном вопросе (своих корней Утесов никогда не скрывал, синтезируя в джазовом ключе еврейские, украинские и русские мелодии). Просто "Леонид Утесов" - это марка, словосочетание, обозначающее артиста. С таким именем тебя могут освистать, могут забросать яблоками, а могут - цветами, но в любом случае твоей судьбой будет сцена, эстрада. В тридцатые годы на советской эстраде и в массовом кинематографе было немало талантов, но Утесов остается звездой первой величины. Это вершина отечественной массовой песни, как бы она ни называлась (эстрадой, роком, шоу-бизнесом и т.п.).

В тридцатые годы, когда Пронин в своем зеленом пальто гонялся по Москве в поисках пропавших чертежей инженера Зайцева, Утесов устраивал знаменитые представления своего "Теа-джаза". Нехитрая, но броская режиссура номеров, репризы - словесные и музыкальные, пленявшие песенными новинками программы. В качестве авторов с Утесовым работал Н.Эрдман, да и сам Леонид Осипович был неистощим на выдумки. "Теа-джаз" откликался и на злобу дня, на события мировой политики. К пронинской теме подходят две предвоенные песни "Теплоход "Комсомол"" и "Акула" (переделка американской "My Bony", почему-то подписанная Дунаевским). А атмосферу эпохи определили яркие, проникнутые характерным босяцким духом, сочившиеся музыкальной выдумкой программы утесовского "Теа-джаза": "Джаз на повороте", "Музыкальный магазин" и "Много шума из тишины". Потом была война - и новый взлет песенного искусства артиста, но нас интересует довоенное время, время, когда майор Пронин разоблачил майора Роджерса.

Образ Утесова был многоликим: в нем ощущался "духарный колорит" блатного героя, лихого одессита. Образ, важный для нашей культуры XX века. Этот герой поет "Лимончики", "Гоп со смыком" и "С одесского кичмана", переделывает "Мурку", озорно выводит: "Лопни, но держи фасон!" Между Утесовым и записными исполнителями блатного фольклора лежит пропасть: Леонид Осипович, подобно актеру Михаилу Жарову, формировал из этого сырья художественную реальность, преобразовывая свои жизненные наблюдения. Он всегда умел с некоторым лукавством посмотреть на своих героев, которые "из тюрьмы не вылазят" и решают схорониться "в Вопняровской малине". Это перенял у Утесова Высоцкий и, увы, упустили иные наши интерпретаторы блатного фольклора.

С другой стороны, герой Утесова - джентльмен, душевный собеседник, мужественный простой человек, сугубо доверительно сообщающий: "Видишь, я прошел все испытанья // На пути свидания с тобой...". Этот образ напоминал и противников Пронина, и самого майора...