Вольница вела себя шумно, но мирно и не задиралась, и пассажиры, прежде обеспокоенные столь неудобными попутчиками, свыклись с гуляющей троицей и уже не вздрагивали от громких возгласов и грохота посуды. После третьей бутылки, размывшей границы реальности, Острогор глянул на плывущий за окном скудный пейзаж Средней Азии.
– Где мы? – обратился он к проходившей по коридору женщине, опознав в ней проводницу.
– Подъезжаем к Чу!
– Земля обетованная! – воздел руки к небу Арсений.
– Pardon me, boy! Is that the Chattanooga choo choo? – запел Жека.
– Проводница оценивающе осмотрела солдат, скользнула цепкими зрачками по натюрморту и погрозила пальцем.
– Не шалить! – воспитательница и карапузы в песочнице.
– Обижаешь, мать! – Жека открыл огромные ладони. – Это серенада солнечной долины!
– Попрошу не увлекаться серенадами и руладами!
– Не извольте беспокоиться, владычица! Мы – мирные люди, – заверил Сергей. – Без бронепоезда. Но на фирменном!
– Нам нужен мир! – Арсений скопировал Брежнева, смачно шамкнул, крякнул и добавил. – Желательно весь!
– Смотрите, ребята, – потеплела женщина. – Уж не подведите.
– Так вот она какая, сказочная Чуйская долина! – расплющив нос по грязному стеклу, дивился Арсений Рожков на тянущуюся за окном равнину.
– Сказочная страна! Поле чудес!
– Давай новый пузырь! – Женю Селивёрстова не привлекала раскинувшаяся под голубым казахским небосводом призрачная пастораль.
– Водка лучше дури!
– Одно другому не мешает, – изрёк земляк и опустил тяжёлые веки. От частивших столбов линии электропередач, чёрных как обугленные головешки, зарябило в глазах.
– Замечтался о пяточке? Успеется на ковре самолёте полетать.
– Да-а-а, Сень, у-с-сспе-ее-ш-ш-шь, – зашипел Острогор, которому всё труднее и труднее удавалось регулировать работу языка.
– Ты дома раньше будешь, – с лёгкой завистью сказал Арсений. – Джамбул уже через час.
– Не-а, – мотнул головой Острогор. – Бо-о-ольш-ш-ше!
Стряхнув пыль мечтательности, Рожков выудил новую кеглю «Посольской» и вонзил её в останки растерзанной курицы, разбросанных на пропитанной жиром газете. Эстафета застолья не прерывалась. Стаканы наполнялись и опорожнялись, наполнялись и опорожнялись. Тосты уже не произносились, закуска стала безразличной, и застолье потеряло приличествующую окантовку светского мероприятия.
И Рожков, и Селивёрстов были статными парнями, превосходившие Острогора и в росте, и в развороте плеч, и в объёмах желудков. Эти анатомические и физиологические преимущества позволяли им преодолевать побочные эффекты водки, торпедирующие организм по жизненно важным узлам и коммуникациям. А что же Острогор? Увы! Его биологическая система была не столь крепка. Повышенные дозы алкоголя, ускоренный темп и отсутствие сноровки загнали его органы жизнеобеспечения в режим запредельных перегрузок.
Вылив в себя очередную порцию водки, Сергей почувствовал проникновение в ротовую полость раскалённого зонда, поползшего глубоко внутрь, раздирая на своём пути ткани пищевода. Достигнув желудка, щупальца впилась присосками в его стенки, намотали их на себя, как плёнку на веретено, и потянули наружу.
Острогор вскочил, выпучив по-рачьи глаза, и кинулся к окну. Товарищи верно истолковали порыв сотрапезника и грамотно, а главное, своевременно, выполнили акробатический этюд по выводу собственных тел из радиуса зоны обстрела. К чести канонира, он успел высунуть мортиру в бойницу и произвести несанкционированное бомбометание.
Был ли то трезвый расчёт пьяного дембеля, или в события вмешалась пресловутая случайность, но необычный снаряд точнёхонько накрыл цель. Тщедушный аксакал на карликовом ослике-долгожителе, ожидавший прохода поезда в опасной близости, поплатился за презрение к элементарным нормам безопасности. Ниспосланная свыше кара шмякнулась на выцветшую тюбетейку старика массивным испражнением гигантской птицы Рух и поползла по морщинистому лицу и костистым плечам. Не везде выпадает манна небесная.
Налившиеся кровью глаза вспыхнули, злая камча распорола воздух, и вслед уносящемуся охальнику, продолжавшему обильно помечать степь отторгнутой пищей, понеслись страшные проклятья.
Острогор с искренним сочувствием пожалел незадачливого аборигена, пострадавшего от его бомбомёта. Элементы непринятой закуски разлетелись шрапнелью, влипая в верблюжью колючку и гравий насыпи. Когда весь боезаряд был израсходован, канонир вернулся на исходную позицию.
– Хороший фейерверк получился! – резюмировал Селивёрстов, следя за оливковой плёнкой с вкраплениями солёных огурцов и волокон куриного мяса, дрейфующей по стеклу под воздействием набегающих потоков воздуха.
– Праздничный салют! – веселился Рожков. – В честь возвращения героя на родину!
– Всё! – утёршись рукой, выдохнул Острогор. – Хватит!
– Ладно тебе, Серёга! Прополоскался, теперь можно и по новой!
– Нет, Сеня. Скоро дом, надо быть в форме.
– А ты и так в форме! В парадной! Давай-ка не подводи наше боевое братство! – он толкнул Селивёрстова плечом. – Вздрогнем, Жека?
Селивёрстов молча поднял руку и показал зазор между большим и указательным пальцами.
– Джуз грамм. Эмм?