Да какое он имеет право? Я не отдам! Из кожи вон вылезу, но не отдам! Родители его заставили! Детей им со Златой захотелось! Подонок!
Остудившая болезненное пламя злость придала мне сил. Поднявшись на ноги, я рванула к лестнице, и держась за перила, понеслась вниз. Не знаю куда, не знаю зачем. В голове билась лишь одна мысль - подальше ото всех.
Слезы в глазах мешали разглядеть дорогу, и кто знает, может я влетела бы в первую попавшуюся дверь и разбила себе лоб, но внезапно в мое запястье, жесткой хваткой, вцепилась худенькая ручка.
- Куда торопишься, невестушка? - скрипучим, как несмазанное колесо голосом поинтересовалась выпрыгнувшая как черт из табакерки седая старушка.
В крючковатых пальцах Елизаветы Распутиной таилась немалая сила. Они до красноты впились в мою кожу и, если бы не перекрывавшая все остальные чувства боль в сердце, я бы ощутила нешуточное жжение в руке.
- Я... я... - хотелось сказать, чтобы отпустила, что мне нужно на свежий воздух, иначе я рискую задохнуться, но вместо слов изо рта вырвались рыдания. Те самые, что застряли в горле, когда я стояла у дверей Полининой спальни.
- Вижу, что-то нехорошее с тобой приключилось, девочка. Пошли со мной, выведу незамеченной. Я тут черный ход знаю, - она не сдвинулась с места, ожидая моего ответа.
Я замешкалась буквально на секунду, но мягкие нотки в ее голосе победили все мои сомнения.
Кивнув, я последовала за ней.
Пройдя сквозь кухню, где трудились шеф-повар и его помощники, мы оказались перед закрытой на замок дверью. Пошарив под стоящей на полке сахарницей, Елизавета как-ее-там-по-батюшке вытащила ключ и отперла замок. Снаружи, на многие метры вперед простирался цветочный коридор, пройдя который мы оказались в пустующей садовой беседке.
Погода на улице была солнечной и ясной, в отличие от бушевавшего внутри меня урагана эмоций.
Ударивший в лицо свежий ветер, помог привести мои путанные мысли в подобие порядка. Поток слез прекратился. Вот только вместо сердца в груди образовалась сквозная дыра.
- Присядь, - предложила мне старушка, - а то упадешь, а я поднять не смогу.
Я не поверила. Она, конечно, щуплая на вид, но столько мощи излучала, что становилось ясно - и поднимет, и донесет, если придется. Но на скамейку села. Ноги и вправду еле держали.
- Извините, - чуть слышно прошептала я.
- Да за что? Рассказывай, давай, что у тебя стряслось, - она села рядом и взяла меня за руку, - как-нибудь разберемся.
Никогда в жизни я так открыто не выговаривалась незнакомому человеку. Даже с психологами, к которым меня водил отец, честной не была. А тут слова потекли, как из крана вода. Все ей рассказала, в мельчайших подробностях. И про фото в газете, и про тест на беременность, и про разговор подслушанный.
Елизавета не перебивала. Молча качала головой, да руку мою все сильнее сжимала.
- Не знаю, что теперь делать, куда бежать, - всхлипнув, я вытерла глаза предложенным мне старушкой платком, - с его-то деньгами и возможностями везде достанет. А ребенок... я не смогу долго скрывать. Они все равно узнают и отберут... А я лучше руки на себя наложу, чем отдам.
Страх снова вытеснил все чувства из моего сердце, и я заозиралась по сторонам, высматривая неверного мужа.
- Я могу тебе помочь, - после небольшой паузы произнесла Елизавета.
- Помочь? Как?
- Я могу сделать так, что тебя никто не найдет. Исчезнешь, будто и не жила вовсе, — почувствовав, как сердце ушло в пятки, я вырвала руку из ее хватки и отсела.
- Елизавета. простите, не знаю вашего отчества. Вы не подумайте, про «наложить руки» я не в серьез.
- Да не бойся ты так. Спрятать я тебя могу, да так, что муженек твой вовек не сыщет. И ребенка воспитаешь и жизнь новую начнешь, только.
- ... только?
- Одно условие у меня будет. Ни одна живая душа не должна об этом знать. Ни родные, ни подружка твоя лучшая. Уедешь из города обрубив все связи и никогда не вернешься.
- А если узнают, или вернусь? - на всякий случай решила уточнить я.
- Мы заключим договор. И если ты его нарушишь: признаешься родным, где находишься, или вернешься обратно в город, лишишься самого дорогого, что у тебя есть. Ну как? По рукам?
Хотелось сказать, что самое дорогое, что у меня есть заберет у меня Дэш, если я останусь, но промолчала. Тяжело вздохнув, я мысленно представила весы. На одной чаше были отец, Ангелина и Поля, а на другой мой малыш, рисковать которым я не могла. Не хотела.
- По рукам, - не успела я договорить, как старушка схватила мою ладонь и чиркнула по нежной коже острым ногтем.
Ахнув от неожиданности, я хотела вырвать руку, но кто бы мне дал. Промокнув свой указательный палец в выступивших каплях крови, Елизавета поднесла его к губам, уставилась перед собой и начала что-то шептать.
Только я могла так встрять, и довериться поехавшей старушке, возомнившей себя ведьмой. Боги, когда этот проклятый день уже закончится?
Пока я мысленно жалела себя, Елизавета закончила свою «абру-кадабру», и выпустила мою ладонь.
- Теперь вставай. Выйдешь к задним воротам. Туда скоро подъедет машина. Сядешь в нее, а дальше все по инструкции.
- Машина? Какая?