Золушка с Чистых прудов

Вообще характер моей Домны не унывающий, а деятельный. Недаром рецензия на наш спектакль в газете «Культура» (ноябрь 2002 года), помещенная на первой странице, с большим портретом, так и называлась – «Эта жаркая Домна»: «Такой Веры Васильевой давно не видела эта сцена: сочная и одновременно легкая, искрометная игра Васильевой – вроде бы знак старого театра, но ее игру не хочется вписывать в рамки традиций, хотя по всем внешним приметам перед нами – типичная театральная мать бесприданницы. Когда на сцене большая актриса, речь идет не о русле, а о собственном методе и стиле. Лейтмотив этой Домны Пантелеевны – кураж, бесконечная любовь к дочери и природный артистизм. Трудную жизнь она проживает легко и темпераментно: глаза блестят, походка упруга, жесты выпуклы и отточены. Она, несмотря на преклонный возраст, не в силах унять озорства. Ее практицизм не отвратителен, напротив – добавляет веры в жизнь. В том, как Домна Пантелеевна считает деньги или примеряет платок, подаренный Великатовым, или вдруг пускается петь на высоченных нотах, сквозь облик почтенной мамаши проглядывает живая и бойкая девчонка, запрограммированная на счастье».

Как удивительно тонко и точно поняла меня критик Наталья Каминская – нечасто артисту приходится читать о себе такие рецензии. Не будучи знакома с ней, я даже не уверена, что поблагодарила за чуткость и понимание моей работы, но спустя пять лет от всей души благодарю ее, в надежде, что она когда-нибудь прочтет эти страницы моей книги.

Но продолжу свои размышления о роли…

Очень дорога мне сцена с дочерью, когда я раскрываю перед ней свою душу: «Саша, Сашутка, а ведь никогда в жизни мы с тобой всерьез-то и не говорили, а вот он, серьез-то, начинается. Вот так живешь, бедствуешь

и вдруг… богатство… вот напасть-то, вот соблазн-то…»

Вся обида на жизнь в маленькой паузе, когда не позволяешь себе заплакать от жалости за скудно прожитые годы, пауза перед самым знакомым, самым привычным словом «бедствуешь». И, конечно, здесь речь не о тех временах Островского, когда я произношу это слово, а о нашем времени, когда миллионы людей бедствуют и не знают, как вырваться из тисков бедности. Пьеса и сегодня очень актуальна, – мы, не приближаясь внешне к нашему времени, говорим через Островского, через его характеры о настоящем дне.

И еще одна маленькая доля новизны в моей Домне. При всей своей житейской мудрости она любит театр, хотя частенько говорит об искусстве с оттенком снисходительного презрения. Поэтому, возвращаясь с триумфального бенефиса своей дочери, полная гордости и восторга, я как ее неистовая поклонница восклицаю: «А народу! Народу! Яблоку негде упасть! И в ладоши трепали, трепали…» И здесь публика аплодирует, потому что понимает этот безумный восторг матери… и разделяет его. Счастливая мать, точно еще раз хочет пережить эти минуты триумфа театра, и сама начинает петь высоким голосом романс Грига «Лебедь», ведь ее муж был музыкант, и она за свою жизнь наслушалась много великих произведений.

Но как всегда в наше время, когда царит вседозволенность на сцене, нормальный, хорошо сыгранный спектакль не вызвал ажиотажа, да и ставят его в программу всегда в плохие для театра дни – вторник, среду, когда публика ходит в театр хуже, чем в пятницу или субботу и воскресенье. Хотя в этом спектакле есть прекрасные актерские работы. Маша Ильина, исполнительница роли Негиной, так играет сцену прощания с Петей – любимым человеком, что, всегда наблюдая за ней из-за кулис или слушая ее, поражаюсь ее глубине, трагизму и правде переживаний и мысленно жалею, что такая актриса, может быть, за всю свою жизнь больше и не получит настолько прекрасной, глубокой и поэтической роли.

Еще интересен Юрий Васильев, играющий Великатова. Я видела в этой роли во МХАТе артиста Ершова – очень фактурного, настоящего барина, но по роли достаточно недалекого человека, обладающего только обаянием барственности и богатства. Юрий Васильев в этой роли как бы говорит всем своим видом: «Да, я богат, но глубоко и мучительно люблю…» – и это очень интересная трактовка роли.

Борис Морозов работал с нами самозабвенно, он любил нас и пьесу, был свободен, эмоционален, и все мы бежали на репетиции, как на свидания. Мне нравится и Алена Яковлева в роли Смельской. Столько нервов, замученности и разочарования скрывается за светской наглостью, внешней мажорностью поведения – это тоже женщина сегодняшнего театра, женщина нашей действительности. Очень мягкий, обаятельный Миша Державин в роли Нарокова – уходящая натура, романтик театра.

Зрители очень тепло принимают наш спектакль, и я всегда волнуюсь и боюсь, что из-за средних сборов он может исчезнуть с нашей афиши…