- Ух, ты! А я думала, у нас всё менты делают… Вот ты и есть - мент натуральный! - закричала вдруг Варя, вспомнив о главной своей беде. - Как я с таким бланшем на работу теперь пойду? Это ж, как минимум, неделю дома сидеть! Тут же с тоски подохнешь. Айвазовский, надо бы с тебя, по нормальному, неустойку вычесть.
- В профсоюз вступай - бюллетень получишь. Травма на работе, как никак…
- Это не он, - сказала Ира.
- Не он? Да!? Будто я ничего не помню… как он мне рожу вчера начистил! Вы, похоже, здесь все сговорились!
- Ты из ментовки такая пришла, - сказала Ира.
- Да? Из ментовки? Ну, молодцы - придумали. Да кто там меня посмеет… только пальцем! Они ж меня там все знают.
- Вот потому и посмели, - сказала Ира, - что слишком хорошо тебя все знают.
- Каблук на фирменном ботинке тоже я оторвал?
- Какой каблук?
Варя сорвалась в прихожую. Приходит - натурально рыдает.
- Суки, я ж их первый раз надела…
- Когда пьешь - закусывать надо, - сказала Ира.
Я решил сменить тему и задал второй волновавший меня вопрос:
- А который сейчас час? - спросил я у Иры.
- А сколько градусов по Цельсию? - передразнила меня Варя.
- Первый час. Валерка должен вот-вот подъехать. Ну… брат мой.
«Пора сматывать удочки, - подумал я, - мне еще родственников здесь не хватало. Сейчас допью это богатство - и нах хаузе битте гезеен, - умирать в одиночестве».
29.
Узколобые души,
мелкие души!
Как сыплются деньги в сундук,
так в сундук упадает душа.
Валера не заставил себя долго ждать.
Я сидел совершенно голый, завернутый в одеяло, и допивал остатки. Мне опять жутко захотелось Ирку. Но у нее, похоже, были другие проблемы. Брат. Кровинушка родная.
Вообще-то, сначала у меня родилась (типа) благородная мысль. Со мной такое случается спьяну: «Родной брат в гости приехал. Из Смоленска. Гостинец от мамки привез. А тут пьянка-гулянка. Голый мужик на Ириной кровати, во всем своем «мужском великолепии». Да он меня порвет на куски! А печень съест, чтоб неповадно другим было». Господи, господи, как же наивен я оказался в свои «глубоко за сорок».
ВсЁ происходило у меня на глазах.
Брат оказался довольно упитанный. Даже - если такое определение к месту - весьма цветущий. До сих пор помню свежий румянец на его загорелой роже. Но от него попахивало дерьмом. Не в прямом, естественно, смысле - в эстетической, так сказать, аллегории.
Вначале этот слизняк… слово «вошел» здесь не проходит. Он вполз… или подкрался. Сразу ко мне - здороваться. Улыбку нацепил такую, будто мы на одной подлодке кислородом делились, вражеские линкоры торпедировали, а теперь вот встретились на большой земле в мирное время. Радость-то какая! В общем, улыбочка - Голливуд отдыхает. Я уж потом сообразил: «Клиент, как никак - живые бабки лежат!».
- Извини, - говорю, - Валера, я не в форме.
- Ничего, ничего, братан, отдыхай.
И почмокал сочувственно, будто я на больничной койке раненый, а он - поди ж ты! - живой и здоровый вернулся. Типа: «Извини, братан, что живой!»
Отдыхаю. В конце концов, думаю: «Чего мне-то надо? Не мое это дело». Глаза даже прикрыл, чтоб не смущать их. А сам, как истинный мент, все секу. Каждую мелочь подмечаю.
Варя была права: я прирожденный мент, из породы «следаков». Сама же она незаметно свалила на кухню. Мне бы тоже выйти - как никак дела семейные - но я прикинул: одеваться, идти куда-то… разговаривать с Мишкой - решил откинуться, будто задремал…
Смотрю, Ирка полезла в шкаф. Барахло какое-то, коробки - всё на пол. Порылась - достает заветную коробочку. В ней конверт. Отдает его Валере.
- Здесь - штука баксов, - говорит шепотом, однако, слышимость великолепная, - триста - долги отдашь, четыреста - матери с Анькой, триста - тебе с Людой. Больше нет.
- Да что ты, что ты, сестренка, спасибо.
- Спасибо… Ты когда на работу устроишься?
- Так… эта… я уж устроился, было… так эта… по моей специальности не берут.
"Интересно, - думаю, - что это за специальность такая, уникальная - альфонс?"
- Зато по моей специальности - нарасхват.
- Ирченок, век не забуду! Потерпи чуток…
- А чего мне терпеть? Тоже придумал! Мне моя блядская жизнь по кайфу. Другой не будет. И не надо! Вон - с художником познакомилась, - кивнула она в сторону моего тела. - Это не тебе чета - «народный артист»! Только в мои-то годы, наши сучки уже в «мамочках» ходят. Да капиталец какой никакой сгоношили. У некоторых хаты свои. Дела делают. А я, словно вчера приехала - белья себе нормального купить не могу. Экономлю на помаде! Понял?
- Ир, ну положение аховое. Труба! Людка-то работает. Ну, чего ей там платят, сама понимаешь… в детском саде-то. А я на стройку пойду - решил окончательно. Хоть этим… как его - такелажником. Ну, «подай-принеси», типа…
- Ладно… Мать береги. И чтоб с Анькой - не дай бог, что узнаю - не жить никому!
- Ир, Анька у нас под присмотром. Не волнуйся ты…
- Не волнуйся… девчонке тринадцать, да без отца!
Ира села, обхватив голову руками.
Я подумал: «Ревет, не ревет?» Нет, вроде бы…
- Когда у тебя поезд?
- В семь.
- Ты чего, тут до семи торчать будешь? У меня клиент…
- Я вам не помешаю. На кухне посижу…