Зона обстрела (сборник)

– Знаешь, я все-таки не могу их понять, – сказала она через несколько минут, когда и я уже почти успокоился, лег на спину, закинул руки за голову, под затылок, и она примостилась щекой где-то между моей грудью и животом, положила, закинула на меня маленькую и легкую ногу, гладя подошвой мои ступни. – Я не могу понять этого маниакального в них, этого стремления мстить за что-то даже во вред себе, этого чувства обиженности, ущемленности…

– Бешеные они, а не сумасшедшие, – сказал я, потянулся, стараясь не беспокоить ее, взял сигарету, закурил, отогнал дым, поплывший светлым облачком в редеющей темноте в сторону ее лица. – Бешеные собаки. И размышлять об их психологии – все равно что размышлять о природе водобоязни, когда на тебя бежит бешеный пес, приближается морда в липкой, свисающей желтыми нитями слюне, чувствуется гнилое дыхание. Надо было сразу стрелять, а мы беседовали. Они же ведь были готовы убить нас всех. Если б не Гриша с Гариком… Хотя я согласен с тобой: сейчас и мне кажется, что это не идеология, а физиология…

Гриша и Гарик выстрелили одновременно, в то же мгновение и я поднял свой пистолет, левой рукой сильно толкнув ее, свалив на потрескавшиеся керамические плитки пола и падая сверху. Мои хранители планомерно опорожняли свои обоймы, в результате чего уже через несколько секунд все продолжалось в полной тьме, под сыплющимися сверху осколками ламп, только вспыхивала где-то в углу голубая дуга короткого замыкания. В ее вспышках возникали и исчезали как бы застывшие картинки, стоп-кадры из какого-то древнего боевика с перестрелкой в чикагском гараже.

Вот летит, почти горизонтально, Гарик…

Вот он уже лежит на сбитом с ног мужчине, а пулемет скользит, скользит по плиткам пола в сторону…

Вот катится по полу Гриша, падает, словно подрубленная под колени, красавица, и взлетает вверх из ее руки револьвер…

Мужчина лежит вниз лицом, Гарик стягивает за спиной его локти своим шарфом…

Красавица сидит на полу, утирая кровь, текущую по лицу от ссадины на скуле, а Гриша возится в углу, возле рубильника…

Когда загорелись две случайно уцелевшие лампочки, первое, что я увидел, были светлые глаза женщины в замшевом костюме, полные безнадежной ненависти.

– Идите к ним, – сказал я, поведя пистолетом в сторону усмиренных, – идите к своим друзьям…

– Будьте вы прокляты, – прошептала женщина, – будьте вы прокляты, вечные победители, супермены, шлюхи, – женщина посмотрела на нее, – ничтожества…

– Миша, дайте даме поджопник, – гулко крикнул Гриша, – чтобы она не выступала, а уже вела себя! И давайте поговорим с этими мишугинер о дальнейшей жизни.

– …Это не Россия, это не русские, и только в одном проявляется наша национальная традиция: в строительстве царства скуки мы дошли до края. Как всегда, мы переняли западные идеи поздно и довели их до абсурда тогда, когда весь европейский и американский мир уже был ими сыт по горло и начал жить по-новому, драматическая история, история, полная трагедий, катастроф, конфликтов, раскручивает там новый виток, а наша ожиревшая дряхлая власть держит русское общество в болоте тупого сытого обывательства. Это – преступление перед народом, перед отечественной историей, и мне было бы стыдно, если бы я приняла уничтожение человеческой души молча.

Светловолосая женщина перевела дух, чтобы продолжить, глаза ее сияли, грубое и немолодое лицо сейчас казалось молодым и очень привлекательным.

Мы сидели вокруг старого, колченогого стола, его белая пластиковая столешница была исцарапана, в одном месте на ней проступало глубоко вырезанное краткое ругательство. Семь полусломанных стульев с металлическими, как и стол, ножками, с фанерными сиденьями в ободранной голубой краске, стояли неровным кругом. Мужчина слушал молча, разминая недавно развязанные руки. Восточная красавица смотрела с презрением, несколько раз пыталась перебить, потом застыла, брезгливо искривив губы. Гриша сидел далеко от стола, покачиваясь на задних ножках хлипкого стула, держа на коленях руку с тяжелым пистолетом, дымил сигарой. Гарик пистолет положил на стол перед собой, смотрел на блондинку, не отводя ни на секунду глаз. Мы сидели рядом, я обнял любимую за плечи левой рукой, правую, с пистолетом, перевесил через спинку стула – держать в дискуссии оружие на виду мне казалось неудобным.

Заговорил Гриша.