Кирилл опознал рок-оперу. Он слышал ее в классическом — английском — исполнении, и был не уверен, что именно поет Костик. Кажется, это называлось «Гефсимания». Слегка повело голову. Кирилл сморгнул. Звук стал чище, отчетливей, а слова словно шептали ему прямо в уши.
И правда. Кирилл вдруг почувствовал, как устал за этот проклятый год. Как его измучило постоянное одиночество, которым он вроде спасался, а на деле — наказывал себя за глупую доверчивость; невозможность согреться, поверить, да просто откровенно поговорить. Хотел спастись от злого мира, а попал в одиночную камеру.
Костик опустился на колени, оказавшись лицом к лицу с Кириллом, протянул руку и требовал:
Кирилл вздрогнул. Он помнил, что хотел отомстить, но за что? За собственные проблемы и обиды, за нелюбовь? А Костик, поникнув и прижимая руку к груди, устало обещал:
И вдруг вскочил, вытянулся вверх, к небу, и отчаянно попросил:
Прожектор еще несколько секунд освещал раскинутые крестом руки, запрокинутую голову — и погас. Зрители потрясенно молчали. В темноте и тишине Кирилл опомнился и начал пробираться к выходу, не обращая внимания на возмущенные взгляды аплодирующих и орущих от восторга людей.
«Зона поражения, — всплыло в голове. — У кого-то больше, у кого-то меньше, зависит от опыта и силы, конечно».
Кого только не встретишь в барах Питера. С экстрасенсом Кирилл пил впервые и к концу вечера вывалил на него все свои вопросы.
«Если глаза в глаза — почти всегда будет контакт. Чем ближе, тем сильнее. Дальше — куда достанет. Если работает на толпу — отойди в сторону. Сам удивишься: все орут, дергаются, этакий зоопарк. Сделаешь пару шагов к ним — и не заметишь, как начнешь подпрыгивать вместе со всеми. Иногда даже границу видно. Если персонально работают на тебя — расслабься и получай удовольствие. Нет таких, кто совсем не поддается. Есть трудные, непробиваемых практически не бывает. Влюбиться, приворожить? Фигня и бабкины сказки. Заставить хотеть? А смысл? Очнешься и перехочешь. Может и есть любители трахать зомби; всякие причуды бывают, конечно. Ну, еще не убедишь сделать что-то, к чему человек не предрасположен: убить, например, или самоубиться. В остальном, зависит от мастерства».
У выхода Кирилл оглянулся. Костик показывал «сердечки» зрителям. Отсюда голосящая толпа действительно выглядела странной — слишком шумной, слишком упоротой и заведенной.
«Отойди в сторону…»
Кирилл закрыл двери, отсекая от себя шум и музыку.
Костик появился в дверях с музыкантами и свитой из девиц, несущих охапки цветов. Прятаться было тупо. Кирилл жестом попросил еще пива и отвернулся, толком не понимая, хочет он, чтобы Костик прошел мимо, «не заметив», или заговорил.
Костик выбрал третий вариант: сел рядом и заказал кофе.
— Это ночью-то? — не сдержался Кирилл.
Свита и музыканты куда-то делись, цветы тоже.
— О. А мироносицы где?
Костик дернул плечом, дождался кофе, отпил:
— Я думал, ты ушел.
— Я тоже думал… — И лучше бы, наверное, ушел. Потому что — ну о чем им говорить? — Ну, ты, конечно, поднялся за год.
— Старые знакомства. Ты за мной приехал?
— Много о себе думаешь, — хмыкнул Кирилл.
— А… дело?
— За тебя там другой на Голгофу пытался.
— Кто?
— Что, правда не знаешь?
Кирилл и сам не интересовался. Один раз созвонился с Русланом, узнал, что старца признали невиновным, а больше и не звонил. Но что Костик по-прежнему думает, что его ищут, и при этом дает концерты и светится на ютубе, не верилось.
— Новая жизнь, с чистого листа, ну и все такое, — пояснил Костик.
— Можешь расслабиться, дело закрыли. А ты, смотрю, и тут не унимаешься, новую «семью» себе завел?
— Сиротские травмы: один совсем не могу. А ты как?
— А я могу.
— Врешь.
Откуда-то сбоку подскочила девчонка, перебила:
— А можно фото?
Костик привстал, пристроил на лицо «светлого инока», взял программку, написал «К…», зачеркнул и вывел витиеватую «Я» с хвостиком.
— Запутался? — усмехнулся Кирилл. — Сам не помнишь, кто ты теперь?
Костик оглядел его сверху вниз, устало вздохнул:
— Ладно… Давай начнем заново. Я — Ярослав.
Кирилл посмотрел на протянутую руку, поднял взгляд — и его ослепило знакомым светом.
Голубым и зеленым.
***
— А сам не хочешь вернуться?
В кафе было безлюдно, Вера резала на кусочки омлет и больше внимание уделяла телефону, чем собеседнику.