В этот самый момент на умирающего упала чья-то тень. Он попытался сфокусировать слезящиеся глаза. Получалось с трудом… Не может быть! Неужели глюки? Над ним стоял человек в длинном плаще с глубоким капюшоном. Монах?! Господи, только не это! Это ведь он все устроил там, в замке, а теперь пришел за ним, как за свидетелем! Нет, еще рано умирать! Не надо!
Человек в капюшоне склонился над умирающим.
– Вот и ты, – прозвучал скрипучий голос. – Как хорошо, что я тебя нашел!
Беглец попытался что-то сказать, но из горла вырвался лишь беспомощный хрип вперемешку с кровавыми пузырями.
– Тихо-тихо, – проговорил Монах. – Так ты еще умрешь ненароком, а нам этого не надо.
Он достал что-то из кармана плаща. Туман в глазах мешал разглядеть точно, но беглецу показалось, что это шприц. Шприц?! Лечить будет или…
– Не дергайся! – предупредил Монах, прижимая к земле левую руку умирающего. – Ты ведь хочешь жить, да?
Беглец отчаянно закивал бы, если б нашлись силы. Укола он почти не почувствовал, что неудивительно, ведь гиена продолжала грызть его потроха, нимало не смущаясь присутствием человека в капюшоне. Онемение начало расползаться от руки по всему телу, которое довольно быстро утрачивало чувствительность. Это было весьма кстати – ведь терпеть адскую боль у него уже не было сил, а заморозка милосердно уменьшала его муки: вначале боль стала тупой и нудной, затем ноющей, пока не утихла совсем. Перед глазами умирающего так и вставал безумный образ: гиена нажралась наконец до отвала, вынула морду из его живота и, недовольно рыкнув на Монаха, не спеша потрусила прочь. Что за люди – поесть не дадут!
Беглец попытался поднять голову, но шея не гнулась от слова «совсем». Впрочем, не слушались и никакие другие мышцы, кроме глазных. Тело казалось хорошо промороженной деревянной колодой. Правда, улучшилось зрение.
Монах поднял руку так, будто посмотрел на часы. Затем достал диктофон и заговорил:
– Двадцатое августа, девятнадцать тридцать. Лесногорск. Пациент ноль – молодой человек лет двадцати пяти. Серьезно ранен в живот, скорее всего из дробовика. Также присутствует отметина на бедре, похожая на довольно свежий собачий укус. В ране на животе начался сепсис. Предполагаемое время наступления смерти – через два часа. Пациенту ноль введена первая доза экспериментальной сыворотки образца «А», пять миллилитров. Эмпатическое взаимодействие с пациентом позволяет определить снижение болевого синдрома и общий паралич примерно восьмидесяти процентов мышц. Одновременно отмечено начало бурного регенерационного процесса, по завершении которого будет произведено необходимое псионическое воздействие, и пациент ноль вернется в город для выполнения дальнейшей программы исследований. За ним будет установлено дистанционное наблюдение.
Спрятав диктофон, Монах опустился на корточки рядом с беглецом, и создалось впечатление, что пустота под капюшоном оценивающе уставилась в лицо «пациенту ноль».
– Нуте-с, и как мы теперь себя чувствуем?
Глава 16. Виктор
Я бегу по коридорам замка. Дыхания не хватает, в боку колет, мышцы ног в предсудорожном состоянии, и силы кончаются. Но страх подгоняет. Дикий, иррациональный. Он как чудовищное безликое нечто… Нельзя позволить ему меня настичь, иначе… Я не знаю, что иначе, но боюсь этого до одури и даже под ноги не смотрю. Расплата за последнее наступает быстро – нога цепляется за порог, и я падаю на каменный пол. Из меня вышибает остатки дыхания, локти, ребра и колени беззвучно вопят от сильной боли, так как им досталось больше всего. Мой шикарный костюм принца Викто́ра, разорванный уже во многих местах, постепенно превращается в лохмотья. Но мне все равно. Скажи мне кто еще месяц назад, что я буду так наплевательски относиться к своему игровому облачению, я бы только усмехнулся. Но сейчас есть проблемы посерьезнее.
С трудом поднимаюсь на ноги, сопровождая этот процесс сиплыми ругательствами, и тут же замираю, разом забыв и о преследующем меня ужасе, и о собственной боли. За углом на полу кто-то лежит. Женщина. Я вижу только ее ноги, но узнаю сразу. Кейт! Ее облачение хранительницы трудно с чем-то спутать. Боже, только не это!
Меня буквально швыряет вперед, к ней. В голове вибрирует скороговоркой: «Нет-нет-нет, пожалуйста-пожалуйста!!» Почти падаю рядом с ней на колени. Хватаю за руку. Теплая! И пульс прощупывается!
– Кейт, ради Бога, очнись!
Веки ее вздрагивают и медленно приподнимаются. Я никогда не видел у нее такого взгляда – будто одурманенного. Кейт почти не пьет, а тут ощущение, что она напилась буквально в стельку: ее глаза были… ну абсолютно никакие.
– Кейт, что с тобой? Надо уходить!
– Поздно, – с трудом цедит она. – Он уже рядом.
– Кто Он?
– Ты знаешь. Нам не уйти. Но ты, если один, еще сможешь.
– Нет-нет-нет! Я тебя не брошу!
– Беги, дурак! Он… О Боже!
Ее лицо искажается ужасом, а взгляд устремлен куда-то мне за спину. Я оборачиваюсь…