Зорге. Бой без выстрелов

Конечно, ни тот, ни другой и словом не обмолвились о секретных статьях подписанного в Берлине пакта. Для кого секретных? Рихард слушал речи посла и министра и, прикрыв глаза, словно бы перечитывал текст полученной утром радиограммы из Центра: «Не могу не отметить очень точную вашу информацию на всех стадиях японо–немецких переговоров… Вы правильно нас информировали и помогли нам…» За этими строчками Рихард угадывал голос Урицкого Хорошо. Значит, Москва довольна работой «Рамзая».

Да, это были напряженные месяцы. Переговоры между немцами и японцами начались еще весной, вскоре после февральского мятежа. Они велись и в Токио и в Берлине. С японской стороны в них участвовали офицеры генштаба, с немецкой — работники посольств и специально прибывшие группы из Германии. Фон Риббентроп, германский посол в Лондоне, был отозван для этих переговоров в Берлин.

Здесь, в Токио, постоянно был информирован о ходе переговоров Эйген Отт. Через него проходили документы, присылавшиеся из Берлина, и материалы, поступавшие из генштаба японской армии. Каждый новый документ он старался обсудить с Зорге. Важные сведения поступали к Рихарду и от Иотоку Мияги, усердно писавшего в тот период портреты генералов генштаба.

В результате Зорге удалось узнать не только основное содержание военного соглашения, приложенного к договору о пакте, но и все его детали. Зорге передавал в Центр тексты документов, раскрывающих позиции германского и японского генеральных штабов. И едва представители Гитлера покинули Токио, как полный текст всего сверхсекретного соглашения уже лег на стол в кабинете на втором этаже небольшого дома в тихом московском переулке.

Особенно доставалось в эти дни Максу Клаузену. Он выходил в эфир ночами и на рассвете, в разгар дня или по вечерам, каждый раз меняя места, чтобы пеленгаторы полковника Номуры не засекли рации. Он передавал донесения с различных квартир — со своей, от Бранко, от Мияги.

С тех пор как он освободился от тяжелой и громоздкой аппаратуры Бернхарда, дело пошло на лад. Клаузен обеспечивал стабильную радиосвязь с Центром в любую погоду, в любое время суток. Сконструированный и собранный им передатчик легко умещался в небольшом чемодане, который в руках «делового человека», каким слыл глава фирмы «Клаузен и К°”, не вызывал никаких подозрений. И все же Макс считал это недостаточным. Он проявил максимум изобретательности для того, чтобы при необходимости его жена Ани могла переносить передатчик с квартиры на квартиру. Завернув части аппарата в фуросики — японский шелковый платок для свертков, — Ани преспокойно укладывала его на дно своей хозяйственной сумки и, прикрыв его всякой снедью, безбоязненно передвигалась по городу.

У себя дома Клаузен работал на втором этаже, в маленькой, выходящей окнами в сад комнате, куда никто, кроме него, обычно не входил. О появлении в доме гостей его предупреждал громкий звонок в передней. У него всегда было в запасе несколько минут для того, чтобы собрать бумаги, выключить передатчик и как ни в чем не бывало спуститься вниз. И все же опасность постоянно напоминала о себе самыми неожиданными способами.

Как–то рано утром Клаузен вышел в эфир и, держа руку на ключе, мерно отстукивал группы цифр. Работы было много. Вниманием радиста владели лишь листы бумаги с ровными колонками цифр да крошечная неоновая лампочка, мигавшая в такт нажатию ключа. Точка… тире… точка. Невидимый пунктир уносился в пространство, перечеркивая тысячекилометровые расстояния.

Макс мысленно представил себе своего оператора: какой–нибудь молоденький связист в защитной гимнастерке сидит у приемника и отстукивает на машинке текст сообщения, которого с нетерпением ждут там, в Москве. Макс никогда не видел этого связиста. Но он знал: у этого парня отличный «почерк». «Вернусь в Москву — обязательно отыщу его», — подумал Макс, автоматически нажимая на ключ.

Макс работал с увлечением. Сколько передач он отстукал на своем веку! И все же перед каждым свиданием в эфире он испытывал чувство радостного волнения. Из всех членов группы он был единственным счастливцем, который почти каждый день слышал обращенный к ним голос Москвы. И, наверное, именно поэтому он никогда не знал усталости.

Макс почувствовал, что его что–то отвлекает и раздражает. В тишину утра прокрались какие–то шорохи. Он огляделся. В комнате никого не было. Но шорохи усиливались. Радист взглянул в окно и обомлел. На суку большого дерева, росшего перед самым окном, бесцеремонно усаживался незнакомый человек с большой черной брезентовой сумкой на груди.

— Какого черта вам тут надо! — грозно крикнул Клаузен.

— Извините, господин. Я из управления службы озеленения города, — широко улыбнулся японец. — Ваше дерево слишком разрослось. Нужно подрезать отдельные сучки.

Клаузен захлопнул створки, опустил шторы. Сердце громко стучало. Что это? Случайность? Или полиция подослала еще одного своего агента?

Макс закончил передачу и тут же разобрал аппаратуру. Несколько дней он ходил сам не свой. Но, к счастью, все обошлось благополучно.