Зов

От времени краска на стенах приобрела грязно-коричневый оттенок, но места, где она потрескалась и облупилась, были почти незаметны, особенно в холодном свете луны, когда темные массивные контуры дома ложились тенью на скалу, окруженную черничными дубами.

Дом повидал виды. Все, что могло упасть с его двух этажей и остроконечной крыши, уже упало — уступка природным стихиям. А что осталось — держалось с твердым намерением не сдаваться, твердым, как гранит из старого заброшенного карьера поблизости. Только ставни не закрывались. И зимой во время бури хлопали на ветру.

Свет из окон первого этажа пробивался наружу сквозь шторы. Свет исходил от старых канделябров на стенах длинных узких коридоров. Когда-то освещение было газовым.

Около одного из канделябров стоял, опершись о стену, высокий мужчина. Он наклонился над стоящей перед ним женщиной и что-то ей доверительно рассказывал. Приглушенный свет мягким отблеском ложился ей на волосы. Женщина улыбалась. Глаза ее были густо подведены черным карандашом, а на ресницах тяжело лежала тушь. Она была в легком летнем платье, держалась свободно и непринужденно, слегка отставив в сторону стройную ногу. Человек как бы завис над ней, вдыхая ее сумеречные духи. Если бы он увидел, как она вплетает в волосы пурпурный флокс, стоя посреди поляны с дикими цветами, он пошел бы за ней куда угодно.

Появился Кенджи Сукаро, молча прошел мимо парочки и вошел в большую темную комнату, расположенную в глубине холла. Комната освещалась только тусклым светом канделябров из холла. Слышались примитивные ритмы барабанов и дудочек. Музыка была едва различима и, казалось, доносилась откуда-то снизу и проникала через истертый временем иол и старые затхлые ковры.

В комнате, словно тени, медленно передвигались люди, человек шесть, мужчины и женщины. Некоторые едва заметно двигались в такт музыке. На большинстве были темные одежды, даже на Кенджи был черный хаори, отчего лицо его казалось пепельнобелой маской.

Слева от двери стоял старый волосяной диван, на котором сидели трое. Один из них, мужчина, поднялся при виде Кенджи, обменялся с ним рукопожатием, не произнеся при этом ни слова. Из темноты на Кенджи устремились глаза. Лицо человека было черным, а туника — из серого муслина. Черный человек, казалось, вобрал в себя весь свет, почти ничего не отражая. Исключением были глаза и бриллиантовая булавка, сверкавшая в ухе.

Кенджи вытащил из кармана руку, сжатую в кулак, разжал его — на ладони все увидели таблетку размером в четверть доллара. Это был серо-зеленый кружок, как будто кусочек мха или лишайника, испещренный тончайшими прожилками.

Черный человек устремил взгляд на таблетку, потом перевел его на Кенджи. Затем вытянул руку, повернул ее ладонью вверх и раскрыл. На отшлифованной как камень ладони лежала таблетка, такая же по толщине и размеру, как и у Кенджи, но только красная и блестящая. Их ладони находились настолько близко, что оба ощущали друг друга. Черный человек наблюдал за Кенджи и ждал. Узкие глаза Кенджи были тверды, а лицо было отрешенным, как у Будды.

Из угла за обоими пристально следила молодая темноволосая женщина в высоких сапогах и свитере с капюшоном. Она сидела под темным квадратом картины, висевшей на продымленной стене. Даже не видя ее, Кенджи ощущал ее присутствие. Женщина знала об этом, но не приближалась.

Кенджи неожиданно повернул руку и сильно ударил ею по ладони черного человека, так что тот даже немного присел. Их ладони соединились, истово растирая в пыль обе таблетки. Наконец Кенджи остановился. Еще минуту их руки оставались сомкнутыми. Затем Кенджи повернул вверх свою ладонь. Порошок на ладони был цвета зелени и крови. Темноволосая женщина в сапогах стала медленно приближаться к ним.

С великой осторожностью Кенджи стряхнул порошок, весь до последней крупинки, со своей ладони в перевернутую ладонь черного человека, который стал перемешивать порошок маленькой серебряной ложечкой, которую он вынул из кармана. Женщина стояла между ними и смотрела на них голодными глазами. Губы ее подергивались, и она прижимала их тыльной стороной ладони. Кенджи смотрел на порошок и ждал. Вокруг звучали дудочки и барабаны.

Черный человек зачерпнул ложкой немного порошка и поднес ее ко рту Кенджи. Женщина засмеялась животным смехом. Губы Кенджи сомкнулись вокруг ложки, и он тщательно слизнул с нее порошок. Черный человек зачерпнул оставшийся в ладони порошок. Не успел он проглотить его, как женщина, хихикая и повизгивая, схватила его руку и жадно, как собачонка, облизала ее.

Черный человек смеялся, наблюдая за ее действиями. Вскоре Кенджи тоже смеялся, и женщина, сжимая запястье черного человека, смеялась вместе с ними, высовывая язык, покрытый пороком, а затем вновь жадно лизала ладонь, стараясь не оставить на ней ни единой крупинки.

Когда порошка не осталось, смех затих. Мужчины начали легко двигаться в такт музыке. Женщина стояла между ними, переводя взгляд с одного на другого. Музыка была быстрой и ритмичной, как удары сердца.