Зов ястреба

Есть! Унельм поверить не мог в то, что ему так повезло – и что весь его нехитрый блеф сработал, сработал уже дважды!

Теперь контрабандисты, неуловимые, коварные, были в руках у него – только что приехавшего из Ильмора рекрута с плачевным усвоением, которому никто не взялся бы предсказывать блестящую судьбу.

– Ну-ну, – пробормотал он, должно улыбаясь, и потянулся к карману, где лежал, дожидаясь своего часа, карандашик из хаарьей желчи. – Посмотрим… – но до карандашика добраться он не успел. Что-то тяжёлое и большое, вроде мешка муки, обрушилось ему на голову – а сразу вслед за тем в глазах потемнело.

Унельм не мог знать наверняка, сколько времени прошло с того момента, как его огрели по голове – зато сразу же понял, что очутился таки в злополучном ангаре, и никакая «ивнянка» для того не потребовалась.

Он сидел на стуле, руки – надёжно, но не слишком туго – были связаны за спиной. Ухо было мокрым и липким.

Перед ним стояли и спорили между собой трое – женщина с родинкой на щеке, оказавшаяся невысокой и нескладной, как долгоножка, бородач, похожий на бродягу, и ещё один – плотный, коренастый мужчина с усами щёточкой. Спорили в основном этот последний и женщина; бородач больше отмалчивался, многозначительно хмурясь с довольно глупым видом.

Не очень-то они напоминали зловещих контрабандистов – скорее, торгашей в мелочной лавке.

Они были увлечены друг другом – и Унельм счёл за лучшее не напоминать им о себе. Голова гудела, но он всё равно сразу вспомнил о карандашике. Он всё ещё чувствовал его бедром. Наверняка его обыскали – но, судя по всему, карандашик не показался контрабандистам чем-то особенным. Мем упоминала, что это новая разработка – и всё же хорошо, что среди поймавших его, видимо, не было препараторов, которые могли бы обратить на этот карандашик внимание.

Унельм пошевелил руками на пробу. Верёвки охватывали запястья крепко – но его похитители не могли знать ничего о том, сколько часов Ульм провёл в своё время, с упорством, достойным лучшего применения, тратя на то, чтобы придать пальцам и запястьям гибкость, необходимую для фокусника. Что там Сорта говорила о том, что он тратит время на ерунду? Гасси, конечно, выражался тактичнее, но посматривал на его упражнения с сомнением.

Что ж, теперь бы никто не сказал, что этот навык оказался бесполезным.

Он осторожно двигал запястьями – вправо, влево, вниз, ища положение, в котором кожа ощутит в веревке необходимую слабину. Нашёл! Выскользнуть из узлов сходу у него точно не выйдет – но вот если двигать их так достаточно долго, у него может получиться высвободить руку…

Ульм не обманывался на свой счёт. Он не был слабаком – но и справиться с тремя противниками у него вряд ли бы вышло, даже несмотря на эффект неожиданности… Особенно с учётом того, что контрабандисты были вооружены: на бедре у женщины он заметил револьвер. Двое других были в плащах слишком объёмистых, чтобы сказать наверняка, но и они почти наверняка не ходили сюда в пустыми руками.

Значит, единственный шанс выкрутиться – освободить руку и постараться незаметно извлечь карандашик и коснуться им запястья. Если всё получится, помощь придёт. Если…

– Эй! Он очнулся.

Трое прервали свой спор – судя по долетавшим до Унельма отрывком реплик, спорили как раз о нём – и повернулись к нему.

Не без отстранённого удивления Унельм понял, что не боится.

Всё это было как будто понарошку, не на самом деле – будто в одном из приключенческих романов из библиотеки госпожи Торре – даже несмотря на кровь, противно застывшую плёнкой на ухе и щеке.

Глядя прямо на контрабандистов, Унельм ни на мгновение не превращал двигать запястьями и кистями рук – и делал это так незаметно, что плечи не двигались.

– Ты кто? – грубо спросила женщина, бывшая у них, видимо, главной. – Что вынюхивал тут?

– Я? Просто деревенский паренёк, который искал в столице удачи, прекрасная госпожа.

– Не неси пурги, – гаркнула она, и Унельм хмыкнул:

– Зря вы так. Вы ведь и впрямь ничего.

– Молчи, щенок, – вмешался мужчина с усами, – отвечай на вопросы. Сейчас не время умничать… От этого зависит твоя жизнь, понял, идиот?

– Как не понять. – Верёвка почти поддалась. – Как же не понять такое-то… Шутка ли, жизнь! Это мы и у себя в деревне по…

– Заткнись! – Его щеку как пчела ужалила, а голова взорвалась болью. Женщина склонилась над ним, сощурившись, и впервые Унельму пришло в голову, что у него и в самом деле проблемы. – Подумай ещё раз, прежде чем продолжать в том же духе…

Он должен был сказать ей спасибо – из-за её пощечины стул пошатнулся, а запястье вывернулось особенно удачно. Ему удалось освободить руку – другую он с силой прижал к спине, чтобы верёвка не упала на пол, выдав его раньше времени. Теперь – карандашик. Очень медленно, очень нежно. Без спешки.

– Ладно, – медленно сказал он, лихорадочно думая, – вы, ребята, раскусили меня. Я сюда работу искать пришёл.

– Что? Что ты несешь? Какую ещё работу?