Зов ястреба

– Не нарочно, я понял. Многовато «не нарочно», не находишь? – Но он не злился. Отчего-то вместо этого он почувствовал облегчение.

– Она и с тобой говорит, так? Стужа.

– Надеюсь, ты ни с кем об этом не говорила? Не хотелось бы, чтобы мою охотницу сочли умалишённой.

– Я ни с кем об этом не говорила. И не стану – даже если ты велишь мне уйти.

– Но ты уходить не хочешь.

– Да. Не хочу. Я думаю, мы могли бы помочь друг другу… Дневник Гасси – и ты. Разве это может быть простым совпадением? Я думаю… Мы могли бы найти его вместе.

– Это может быть опасно. Ты это понимаешь? Олке – и проблемы с его отделом – детский лепет по сравнению с тем, с чем мы можем столкнуться там… Если действительно его найдём. Раз тебе известна легенда о Сердце… Ты знаешь и о том, кто его охраняет.

– Дьяволы, – прошептала она. – Но мне всегда казалось, что это метафора.

– Только если и Сердце – метафора.

– Олке тоже знает? Или догадывается?

Эрик хмыкнул:

– Вот уж нет. Олке расследует дело о контрабанде – и ничего больше его не заботит.

– Контрабанда… Связана с Сердцем Стужи?

– Сердце Стужи всё ещё может оказаться легендой. И если это так – что ж, оно – не единственный способ изменить правила игры, который я рассматриваю… Но ты обещала не интересоваться подробностями. И если ты действительно хочешь остаться со мной, Хальсон… Ты должна поклясться, что не будешь пытаться забегать вперёд, выяснять что-то, что я пока не готов тебе рассказать. Если узнаю хоть об одной такой попытке – нашему уговору конец.

– Уговору, – повторила она, и её голос наконец дрогнул. – Значит, ты разрешишь мне остаться? И искать вместе с тобой?

– Ты не выдала меня Олке, чтобы доказать, что я могу тебе доверять – или потому что я могу тебе доверять?

– А разве есть разница?

Он улыбнулся.

– Конечно. И ты это прекрасно понимаешь – значит незачем было и спрашивать. Это ещё одно моё условие. Не играй со мной в игры, Иде.

– Кроме тавлов, – быстро добавила она, и он не выдержал – рассмеялся.

– Да. Кроме тавлов.

Возможно, он только что совершил ошибку – и приблизил своё падение, которое временами – особенно часто во снах о чёрной и белой Стуже – виделось ему неизбежным – и тогда он просыпался, тяжело дыша, в холодном поту.

А возможно, на сей раз ему и вправду удалось обзавестись союзницей.

Союзницей – и очередной ниточкой, ведущей его к Сердцу, если слова Хальсон о дневнике хоть наполовину – правда… И если их встреча и вправду не была совпадением, как и исчезновение чёрной ревки – с появлением Иде Хальсон.

Сейчас – глядя на неё, улыбающуюся ему так счастливо, будто никакого будущего лучше, чем последовать за ним прямиком в пасть смерти, Иде Хальсон и вообразить себе не могла – он очень хотел верить во второе.

– Я всё равно помогу тебе с сёстрами. Помог бы, независимо от твоего решения. Хватит с Ильмора смертей.

– Я знала. – Она улыбнулась криво, отчаянно, и он понял, чего до сих пор стоила ей показная невозмутимость. – Но всё равно не хотела надеяться. Эрик… Спасибо.

Она коснулась его ладони. Он сжал её пальцы в ответ и позволил себе посидеть так совсем немного, прежде чем их руки разомкнулись.

Сорта

Десятый месяц 724 г. от начала Стужи

Эрик Стром дошёл со мной почти до самого перрона, но перед ним остановился.

– Думаю, дальше тебе лучше пойти одной.

Мы стояли друг напротив друга, одетые в чёрное и белое, и сверху, кружась, падали на влажную брусчатку редкие снежинки. Загудел поезд – протяжно, громко, как болотная птица. Он был уже совсем близко.

– Редкая погода для этого времени, – сказал Эрик. – Что-то механикеры из погодного контроля недосмотрели.

– Идём со мной. – Мне хотелось коснуться его руки – прикоснуться к нему – но я не осмелилась. – Если бы не ты, их бы здесь не было.

Он покачал головой:

– Нет, Иде. Это ни к чему. Сёстры хотят увидеть тебя… Кроме того, у меня ещё есть дела в городе.

– В Парящим порту?

– Ты обещала не вмешиваться, – напомнил Эрик, но голос его был мягок. – Удачи, Хальсон. Увидимся вечером.

– Спасибо, – сказала я вслед его удаляющейся спине.

У самого входа на вокзал он обернулся – долгий миг, когда мы смотрели друг на друга, напомнил мне о нашей первой встрече… Тогда я, краснея от неловкости, пробиралась к свободному месту в здании ильморского магистрата, а он – знаменитый ястреб – стоял на трибуне, готовясь произнести свою речь.

Теперь в наших взглядах было что-то, чего не было в тех – чего не было ни в одном другом взгляде на моей памяти.

И в глубине души уже тогда я знала – теперь это что-то никогда не закончится.

А потом двери станции за ним закрылись – а я пошла навстречу поезду.

Редкая толпа быстро схлынула. Люди торопились скорее уйти с вокзала, кутаясь в плащи и поднимая повыше воротники курток.

Ласси и Ада стояли на перроне. Обе крутили головами, но Ласси делала это как-то порывисто, по-новому. Завидев меня, они рванулись было вперёд, но замерли.

– Ты изменилась, – тихо сказала Ада, и я увидела себя её глазами – облачённую в цвета препараторов, испещрённую шрамами, с левым глазом, горящим золотом посреди выжженной на коже тёмной звезды.