Зов Оз-моры (СИ)

И вот прявт крикнул, что пора пить пуре. Тихон не сразу пошёл к бочонку. Он наблюдал за Девой воды, а она не спешила наполнить свой корец. Лишь когда остальные вельдемановцы расположились вокруг костра с ковшиками в руках и начали петь, она нехотя поднялась с пня, отряхнула панар и неспешно пошла за праздничным напитком. Парень отвязал от пояса кожаный мешочек…

Они встретились возле бочонка с пуре, когда в ковше у Ведь-авы уже плескался священный напиток. Тихон выронил мешочек на траву и шепнул:

– Это тебе!

Дева воды вздрогнула от неожиданности и пролила немного шкаень пуре на подол панара. Отряхивая его, она подобрала мешочек.

– Что там? – поинтересовалась она.

– Речной жемчуг. Сам искал…

Дева воды пристегнула мешочек к своему поясу.

– Благодарю, – улыбнулась она Тихону. – Тронута… но речного жемчуга я и сама наберу сколько угодно.

– Может, поговорим наедине? – он указал на рощицу.

– Что ты! У меня здесь муж. Как я сейчас уйду с тобой? А вот на Тундонь ильтемо[4]попробую. Раздобудь к тому дню золотые серёжки. Только не со смарагдами, как у меня, а с яхонтами. Лазоревыми, как мои глаза!

Тихон присмотрелся к её серьгам. Сколько же в них золота и самоцветов! По десять изумрудов в каждой, да каких крупных! Ни у кого в Вельдеманове таких украшений не было. Даже попадья Чиндява носила серебряные серёжки со стеклянными камушками.

Ведь-ава была уверена, что парень спасует. Однако он сказал:

– Не отступлюсь от тебя, даже не думай! Будут тебе, Марё, серьги с яхонтами!

– Что ж, ищи! Найдёшь к Проводам весны – поговорю с тобой.

Она обнадёживающе блеснула глазами, отвернулась от парня и пошла к костру.

«Правду ведь говорят, что Марё обчистила родителей! Иначе откуда у неё серьги с такими смарагдами? А ведь она просит ещё дороже, с яхонтами! До Тундонь ильтемо считанные дни остались. Где деньги найти, да так быстро?» – задумался Тихон.

В пятницу утром, за день до Троицы, Тихон запряг лошадь, погрузил на телегу всех своих кур, уток и гусей, почти всю домашнюю утварь, оставшиеся от умерших родственников украшения и одежду, привязал к подводе корову и телёнка – и отправился в Нижний Новгород. Ехать было чуть больше полусотни вёрст, и к вечеру парень уже прибыл на место. Он поел в дешёвой харчевне, переночевал в постоялом дворе и ещё затемно был на торге. Распродал всё, кроме лошади, и пошёл к золотых дел мастеру.

– Сделай мне серёжки золотые, – попросил он. – И чтобы бусины там были яхонтовые. Синие-синие, как глаза моей любимой.

– Ты что, боярышню решил охмурить? – усмехнулся ювелир.

– Может, и так… – загадочно ответил Тихон.

– Не хватит твоих денег на такой подарок.

– А если я ещё и лошадь продам?

– Всё одно не хватит! – мастер с сочувствием посмотрел на него. – Да и на чём ты возвратишься домой? Давай условимся так. Камешки поставлю, но только не лазоревые яхонты, а пеплопритягатели[5]. Уж не знаю, какая красавица не польстится на такой подарок.

Тихон расплатился за серьги и отправился в Вельдеманово.

Проводы весны он ждал с нетерпением. Неделя, как ему показалось, длилась семь лет. Наконец, наступил день карнавала.

Рано утром парни срубили за околицей две молодых кудрявых берёзки, разбились на две группы и ушли с деревцами в противоположные концы села.

Когда рассвело, и блики поднявшегося солнца заиграли на поверхности Гремячего ручья, на торговой площади в центре Вельдеманова собрались все местные девушки и молодые женщины. Ещё накануне они вытащили из своих липовых парей припасённые к празднику холщовые ленты, окрашенные отваром листьев чертополоха и бузины, корней подмаренника, стеблей душицы, цветов дрока, донника, василька…

Почти у всех девушек ленточки были тускловатыми, и только у Девы воды и Девы леса – яркими.

– Где вы такие раздобыли? – удивлялись односельчанки.

– На ярмарке купили, – ответила им Вирь-ава.

Крестьянки пожимали плечами. Никто не помнил, чтобы Марё или её урьвалине ездили на прошлой неделе в Нижний Новгород. «Может, Тихон им привёз? Он же в ту субботу был на торге», – предположила Ансё, но расспрашивать парня не стала.