Зов Оз-моры (СИ)

Свадебный пир был в самом разгаре, когда к брачному ложу подвели молодых. Сваха сняла коруну с головы Варвары. Льняные локоны обтекли лицо новобрачной, и оно на вид удлинилось: щёки перестали выглядеть пухлыми. «Какая же пригожая у меня супруга!» – порадовался Денис.

Фёдор обошёл ложе с иконой, ударил по нему кнутом, чтобы прогнать чертей, и молодые остались наедине. Варвара с опаской посмотрела на Дениса и прошептала:

– Говорят, ты храбрый. Много татар убил. Не люблю татар.

– Всего трёх.

– Трёх? Неужто мало? Люблю храбрых. Уважаю храбрых.

– Ежели уважаешь, стяни с меня опарки.

Варвара покрылась мурашками, когда снимала с ног мужа сапожки: в одном из них она увидела кожаный мешочек с серебряными монетами, листьями подорожника и крохотным ножичком.

– Это зачем, Денясь? – спросила она.

– Так заведено. Возьми серебро. Потратишь на украшения и сласти.

– Если смерть, зачем сласти?

– Какая ещё смерть? – испугался Денис. – Ты что, больна?

– Нет. Убиваешь?

Денис в недоумении пожал плечами. Он не сразу вспомнил, что мокшане, говоря по-русски, путают настоящее и будущее время.

– Меня убиваешь? – вновь спросила Варвара.

– С чего ты взяла?

– Нож зачем? Нож зачем? – затряслась она. – Да, убиваешь! Если… если…

Варвара напряглась, но так и не вспомнила нужных слов и сказала по-мокшански:

– Мон стирьксшинц юмафтонь.

– Ты не чиста в девстве? – догадался Денис. – Невинность потеряла?

Она кивнула и повторила вопрос:

– Не убиваешь? Значит, позоришь!

– С чего ты решила?

– У вас презирают, ежели не чиста в девстве. Это у вас позор. Не как у нас.

Денис обнял жену. Волны мелкой дрожи шли по её телу. Он прижал её к себе, чтобы успокоить:

– Не трясись! Я ещё у Быкова догадался, что ты не целка… но я и такой тебе рад.

Они долго сидели в обнимку. Денис чувствовал, как ослабевает дрожь в теле Варвары, как в ней просыпается желание. Наконец, она встала, стянула с себя ночную сорочку.

Денис в недоумении посмотрел на жену:

– Ты чего это?

Варвара растерялась.

– Чего не так, Денясь?

– Почто срачицу сняла?

Она в замешательстве застыла перед мужем. Он же любовался её ладным телом, обрызганным зайчиками вечернего солнца, лучи которого пробивались сквозь щели в тесовых стенах…

Придя в себя, Варвара спросила:

– Не нравлюсь? Нехороша?

– Что ты! Не могу наглядеться… но тут не баня. Телешом грешно тешиться. Вдруг поп Яков узнает?

– Ну, и порядки! – вспылила Варвара. – В бане у вас можно голыми. У всех на виду! А с мужем токмо в срачице.?

Она раздражённо схватила ночную сорочку и начала её комкать.

– Чего уж тут?.. – вздохнул Денис. – Оставайся так. Токмо онучи размотай.

– Онучи? – испугалась Варвара.

– Обмотки на ногах, – пояснил он.

– Пракстат? Для чего размотать?

– Нашего Бога, значит, не боишься, а перед своими чертями трясёшься?

– Не перед ними. Перед тобой. У меня тонкие… катлят…

Она потрогала свои голени.

– Жидкие. Должны быть толстые. Как полено. Тогда красиво.

– Как полено – это, думаешь, красиво?

– Так в Лайме говорили. В моей деревне.

– Я ж не из твоей деревни. Зачем мне лошадь-тяжеловоз? Сними-ка онучи! – настойчиво попросил Денис.

Варвара наклонилась и начала развязывать кожаные шнурки, затем разматывать длинные полосы ткани, окутывающие её голени. Снимала онучи она неспешно, поворачиваясь к мужу то одним боком, то другим – будто нарочно, чтобы раззадорить его.

– Чересчур тонкие, говоришь? – засмеялся Денис, оглядев её изящные ноги. – Это мордва любит голяшки как полено, но я-то не мордвин. Мне и такие сойдут. Воду на тебе возить не собираюсь.

Варвара повеселела, села к мужу на колени и стянула с него рубашку.

– В жопу попа Якова! – произнесла она где-то услышанную фазу.

– Оно и верно: попы и черти одной шерсти, – полушутя ответил Денис. – Но вдруг в Ад попадём? Грех ведь телешом…

– За что в Ад?! – возмутилась Варвара. – За то, что тешимся голышом? Ежели так, ваш Рай пуст. Ни одного вайме[1] там! Что это за Рай такой?

– А в ваш Рай все подряд попадают?

– У нас нет ни Рая, ни Ада. Есть Тона ши[2]. Далеко-далеко. За Равжа ляй… ммм… за Чёрной рекой. Там мой отец. И мать, и сёстры, и соседи… А в тот осень они были тут… среди живых.

Варвара заплакала, вспомнив поездку на отчее пепелище.

– Я совсем одна. Здесь чужие люди. Не могу их понять…

Денис обнял жену и прижал к себе.

– Успокойся. Теперь ты не одна.

– Ты это сказал, Денясь?! – обрадовалась Варвара. – Я тебе мила? Тебя же Быков заставил жениться …

– Многие ли на Руси женятся по доброй воле? Была б у меня зазноба – может, и возненавидел бы тебя. Токмо нет у меня никого.

– Мне милы эти слова, Денис! Ты не врёшь про любовь, как эти стрельцы у Быкова! – она неприязненно сжала губы. – Как шершни вокруг вились. Смотрели, будто на пирожок. Клялись, что любили… а думали сожрать.

– А я ведь мечтал о тебе! Как увидел тебя, так и не мог выбросить из головы. Дюже уж ты славутная! – сказал Денис и начал целовать её плечи и шею.

– Верю тебе, – тихо сказала она.