Зови меня Закатом

Он все-таки помнил неверно. У них был ребенок — или должен был быть. Закат знал, что никогда не брал свое дитя на руки, даже не видел его… Может быть, несчастная женщина не смогла выносить? Или не захотела — зная, каким чудовищем был отец ребенка.

Спина горела, исполосованная до крови, в запястья все еще врезались железные браслеты. Кажется, он все-таки сумел не закричать, только потерял сознание, когда боль стала невыносимой, и до сих пор висел в оковах. Закат открыл глаза. В камере остался магистр, вещавший что-то, прохаживаясь вдоль стены.

— Все истории меняются, ты знаешь? Мы же люди. Мы хотим сделать мир лучше, хотим наконец-то победить навсегда. Если бы судьбе было угодно раз за разом проигрывать одну и ту же пьесу, она бы позаботилась о том, чтобы мы теряли память при возрождении!

— Мы теряем, — отозвался Закат, пытаясь встать. — Немного медленней.

— Да? — Магистр схватил его под подбородок, приблизил свое лицо к лицу пленника. Изо рта у него пахло забродившими фруктами. — И ты уже не помнишь, как пытал и казнил меня?

— Помню.

— И я помню! — Он бросил пленника, резко отвернувшись. — Каких усилий стоили мне победы, о! Но судьбе не было до этого дела! Ей требовалось, чтобы я снова и снова начинал все заново!

— Как и я, — ноги не держали вовсе, руки тоже будто стали чужими, Закат почти не чувствовал их.

— Ты! Да много ли тебе надо — покорить очередные не сопротивляющиеся деревни и почивать на лаврах!

Закат только покачал головой — магистр правда в это верил. Даже странно, как он сумел создать Орден и не разорить все принадлежащие ему земли.

Резанула шею веревочка оникса, лопнула у самого камня. Магистр, подняв ладонь с амулетом, провозгласил:

— Это будет символом твоего окончательного поражения.

Закат отвел взгляд.

Потерять оникс — это было все равно что потерять часть себя. Лишиться возможности узнать еще что-нибудь о своих прошлых жизнях.

Впрочем, зачем мертвецу память. Вряд ли магистр сможет долго сдерживаться и не убивать «сосуд зла», а после Закату станет все равно. Он ведь теперь умрет навсегда.

Как, должно быть, разочаруется магистр.

Его наконец оставили в покое, правда, так и не сняв цепь с крюка. Магистр ушел, пряча оникс в бархатный кошель на поясе, закрыл дверь, загремел ключами.

Однако, они ему льстили. Думали, что он сможет сбежать, даже если подвесить его под потолком.

***

Мальчишка, прикрывавший бегство Героя, стоит теперь меж двух гвардейцев, гордо выпрямившись. До того, как ему заткнули рот, пламенно вещал о том, что зло обязательно падет. "Совсем страх потерял, дурак" — шепталась свита, спорила, каким именно способом казнят наглеца. Потом затихла, придавленная тянущейся паузой.

Темный Властелин сидит на троне, играет кинжалом, ни на кого не глядя. Свита, гвардия и пленник вздрагивают, как один, когда острие вонзается в подлокотник.

— Вырвать язык и отпустить, — выносит приговор Темный Властелин. Серые глаза мальчишки темнеют от страха, остальные, куда лучше знающие своего повелителя, прячут удивление.

Отпустить? Даже безъязыкий, светлый щенок может доставить немало проблем. Может быть, господин хочет проследить за ним и найти Героя?..

Сталь воткнутого в дерево кинжала отражает лицо Темного Властелина. Усталое лицо.

***

Его разбудил молоденький оруженосец, долго возившийся с замками на двери. Кипя таким же праведным гневом, как другие, разве что молнии глазами не меча, дотянулся до висящего на цепях врага, начал поить водой из кувшина. Закат попытался приподняться, чтобы обоим было удобней, выпил все до капли.

— Спасибо.

Мальчик вздрогнул, будто его укусили. Поднес к губам Заката хлеб, невольно чуть отдергивая руки каждый раз и заставляя все сильнее тянуться к нему. Это не было унижением, Закат чувствовал — мальчик просто боялся его. И ненавидел, потому что его так учили. Но хлеб, черствый ломоть, отдал весь, до крошек, позволив собрать их с ладони.

Закат благодарно улыбнулся, оруженосец, сурово насупившись, вышел, тщательно закрыл темницу, убежал куда-то. Закат снова повис на цепях, затем, собравшись с силами, попытался встать, пошевелил онемевшими пальцами. Побежали по рукам кусачие мурашки, ноги, к его удивлению, удержали.