Зубик

- Колян? Так это ты? – спросил я, пытаясь высвободить руки.

- А то кто? – Письменный ухмыльнулся, и в его рту что-то блеснуло. – А ты думал, глюки у тебя, да? Я тебя помню. Тебя Кирилл зовут, мы с тобой бомбочку взрывали.

- Сам виноват, - выпалил я. – Надо было шнур поджигать, а не в бомбу огнём тыкать!

- Да я не в обиде, - осклабился Колян. – Ну, контузило, правда, ну, в дурке три года пролежал, но зато теперь я – видишь - сверхчеловек!

- Чего? – возмутился я. – Это я сверхчеловек!

- Ага, - кивнул он, - Свежепойманный. Бабка, готовь обед!

- Сейчас, милок, сейчас... – откликнулся мерзкий голос из дальнего угла.

- Кто она такая? – спросил я.

- Как кто? – удивился Письменный. – Баба-Яга.

- Какая ещё Баба-Яга? Ты что, совсем умом тронулся?

Колян посуровел и подошёл вплотную ко мне, хищно шевеля ноздрями и сжав губы в плотную тугую линию.

- Мой ум, - процедил он, - это не твоего ума дело. Мой мир – мои правила. Кого хочу, того и придумываю. Хочу – в грязи всех утоплю, хочу – саранчу нашлю с железными крыльями. Никто мне не указ.

- Да ведь это мираж всё! Иллюзия!

- Что иллюзия? – спросил Колян. – Грязь иллюзия? Или Москва твоя теперь иллюзия? Да мне плевать, какие там у тебя в голове иллюзии. Важно, что вот тут, - и он постучал себя по лбу. Отозвалось металлом.

- Как ты это делаешь? – спросил я.

- А зубик у меня есть специальный. На, посмотри, - Колян придвинулся ко мне и оттянул пальцем верхнюю губу. Один из клыков блестел золотом и был украшен изображением орла.

- Да ты возьми у меня из кармана очки, - взмолился я. – Посмотри. Увидишь, как всё выглядит на самом деле.

- Нет уж, - ответил Колян. – Сам увидишь. Бабка! Ну, где ты там?

- Да иду я, иду... – Баба-Яга появилась из сумрака, держа в руках огромный тесак и необычный инструмент с вращающейся дисковой пилой на конце. – Мне тоже давно уж человечинки хочется.

- Вы чего?! – испугался я. – Колян! Чего она?

- Иллюзия, говоришь? – усмехнулся он. – Ну-ну.

Бабка с размаху вонзила вертящийся диск мне в грудь, и я почувствовал такую боль, какую не испытывал ни разу в жизни. Я видел и физически ощущал, как крошатся мои ребра, и пила вгрызается все глубже в мясо, забрызгивая рубашку, пол и лицо Яги багровыми каплями.

Кажется, я кричал. Мой мозг был настолько заполнен болью, что я с трудом осознавал, что вижу и слышу вокруг. Мне показалось на миг, что вокруг пляшут огненные черти, потом перед глазами мелькнул тяжёлый чугунный поезд с оглушительным противным гудком, потом я ощутил себя в мокрой холодной постели, перепуганный диким ночным завыванием отца...

Очнулся я от того, что из моей развороченной груди выдирали сердце. Боль, как ни странно, приутихла, а может, я просто к ней привык.

- Устала я, - сказала бабка, взвешивая сердце на руке. – Вечером сготовлю.

Она приблизилась к старенькому белому холодильнику, открыла верхнюю дверцу и сунула сердце туда.

Я безвольно обвис на цепях, ощущая, как мощной струей бежит из меня кровь, и не понимал, почему не умираю. Должно быть, надо надеть очки... Вот они – слава Богу, в правом, нетронутом кармане рубашки, и, если бы руки не были скованы...

А что было бы тогда? Если бы я одел очки, я что – очнулся бы мёртвым? В моей голове все перемешалось, и сознание плыло. Помещение, в котором мы находились – разве это маленький вагончик?

- Ну как тебе, Кирилл? – спросил Письменный, приближаясь снова.

- Зачем тебе всё это? – спросил я. – Ну, ладно, хозяин мира - это круто, да. Но меня-то зачем мучить? Людей зачем в грязи топить?

- Ничего ты не понял, - ответил Колян. – Ты сам себя мучаешь. И люди сами себя в грязи топят. И еще Бог знает что они такое придумают. А у меня в голове полный порядок!

О мои ноги потерлось мокрое лохматое существо.

- Что это? – пробормотал я.

- Не бойся, это Ёшкин кот. Он добрый. Только взглядом убить может, так что лучше не смотри.

Я послушно поднял глаза к потолку.

- Отпусти меня, а? - попросил я. – Меня там люди ждут.

- Съедим – отпустим, - спокойно согласился Колян. - Мы не жадные.

- Хоть чайничек поставить, - проскрипела старуха, проковыляв мимо меня с пластмассовым электрическим чайником в руках. Она водрузила его на колченогий столик и попыталась воткнуть вилку в розетку. Однако вилка проваливалась сквозь стену, как в пустоту.

- Это ты, что ли, фокусничаешь, черт беззубый? – прошипела она, оборотившись к Письменному. Тот стоял и в голос хохотал, держась за свой тощий живот.

- Задолбал ты меня со своими иллюзиями! – заорала она, и обрушила на Письменного клюку.

Тот рухнул навзничь, изо рта выскочило что-то блестящее, а губы окрасились кровью.

В тот же миг пространство вспыхнуло ярким малиновым цветом, и я понял, что падаю на пол, освобожденный от цепей.

Я вскочил, осмотрелся. Бабы-Яги не было видно. Колян катался по полу, схватившись за рот.

- Дура! - Кричал он. – Вот дура-то! Такую иллюзию испортила!

Он встал на четвереньки и пополз вперёд, шаря по полу рукой.

- Колян, - попросил я. – Не надо...

- Нетушки, - сказал он, гордо поднимая над головой подобранный окровавленный зуб. – Ещё на одну иллюзию хватит.