Зубы дракона. Мои 30-е годы

Что за бред? Неужели помню четкоСорок лет этот голос и чечетку?Мочи нет. Снова страх ползет в середку,Я от страха старого продрог.До тоски, до отчаянья, до крикаНе желаю назад и на полмига,Не пляши, не ори, молчи, Марика,Но прошу, заткнись, Марика Рёкк.Провались, всех святых и бога ради!

Нагляделся сполна в своей досадеНа роскошные ядра, плечи, статиСо своей безгрешной высоты.Ты поешь, ты чечетничаешь бодро –Дрожь идет по подросткам и по одрам –Длиннонога, стервоза, крутобедра,Но не девушка моей мечты.………………………………Крутит задом и бюстом иноземка:

Крупнотела, дебела, хоть не немка.Вожделение рейха и застенка,Почему у нас в цене она?Или все, что с экрана нам пропела,Было впрямь восполнением пробела?Или вправду устала, приболелаРаздавившая врага страна?[72]

Так для другого поэта военного поколения, ставшего диссидентом, ничуть не инфернальная, вполне, надо сказать, добродетельная героиня фильма осталась чем-то вроде демонического воплощения соблазнов всякого – немецкого и отечественного – тоталитаризма.

Когда мы делали «Обыкновенный фашизм», было и у нас мгновенное искушение наложить жестокий материал депортаций, концлагерей и акций уничтожения на пляску Марики Рёкк. От этой эффектной возможности мы с Роммом отказались почти без обсуждений, сочтя ее не только банальной, даже пошлой, но и ханжеской. Возможно, в том числе и этот опыт заставил меня впоследствии «без гнева и пристрастия» приглядеться к опальному советскому квазимюзиклу Александрова и Пырьева.

Никогда люди так не нуждаются в «бездумном» и бесшабашном развлечении, как в присутствии принуждения, и страха, и ответственности за нацистские злодеяния добродетельная эстрадная певичка, сыгранная Марикой Рёкк, не несет.

Впрочем, поэзия, притом в лице «главного» поэта нашего времени Иосифа Бродского, оставила нам свидетельства встречи следующего, более юного, военного поколения с трофейным фильмом, лишенные обертонов демонизации. И даже наоборот. Во втором сонете из цикла «Двадцать сонетов к Марии Стюарт» (1974) находим ссылку на, так сказать, первоисточник вдохновения поэта – трофейный фильм «Дорога на эшафот» (Das Herz der Königin):

В конце большой войны не на живот,когда что было жарили без сала,Мари, я видел мальчиком, как СараЛеандр шла топ-топ на эшафот.…………………………………….Мы вышли все на свет из кинозала,но нечто нас в час сумерек зовет

назад в «Спартак», в чьей плюшевой утробеприятнее, чем вечером в Европе.

И далее, из двадцатого сонета:

Пером простым – неправда, что мятежным! –я пел про встречу в некоем садус той, кто меня в сорок восьмом годус экрана обучала чувствам нежным[73].

Для поколения детей войны трофейный фильм стал, как видим, не только не воплощением «рейха и застенка», но, напротив, дорогой не на эшафот, а на свободу.

Непреходящая же ирония истории в том, что о Саре Леандер и – гораздо более предположительно – о Марике Рёкк писали, что в войну они сотрудничали с советской разведкой: в то время союзников не выбирали. Тот, кто не пережил ту войну, возможно, не знает, что она и вправду была отечественная, а кто не смотрел трофейных фильмов, не ведает, что значит выглянуть, хотя бы в форточку, в большой мир. Впрочем, моим (нашим) фаворитом был фильм «Судьба солдата в Америке» (Roaring Twenties, 1939; режиссер Рауль Уолш). И на этом я перейду к американским картинам.

Американский фильм