Зуи

Она замолчала. Потом снова покачала головой, и Зуи, стоя к ней вполоборота, прищурился, внимательно ее рассматривая. Теперь она еще больше походила на больного после операции, она была даже бледнее, чем утром.

- Просто чудо, что он меня не пристрелил,- сказала она.- Я бы его от всей души поздравила.

Это ты мне рассказывала вчера вечером. Мне не нужны несвежие воспоминания с самого утра, брат,- сказал Зуи и снова отвернулся к окну.Во-первых, ты бьешь мимо цели - начинаешь ругать разные вещи и людей, а надо бы начать с самой себя. Мы оба такие. Я точно так же говорю о своем телевидении, черт побери, сам знаю. Но это н_е_в_е_р_н_о. Все дело в н_а_с с_а_м_и_х. Я тебе уже не раз говорил. Почему ты этого никак в толк не возьмешь?

- Не такая уж я бестолковая, только ты-то все время...

- Все дело в н_а_с с_а_м_и_х,- перебил ее Зуи.- Мы уродцы, вот и все. Эти два подонка взяли нас, миленьких и маленьких, и сделали из нас двух уродов, внушили нам уродские принципы, вот и все. Мы - как Татуированная Женщина, и не будет у нас ни минуты покоя до конца нашей жизни, пока мы всех до единого тоже не перетатуируем.- Заметно нахмурившись, он сунул сигару в рот и попробовал затянуться, но сигара уже потухла.- А сверх всего,- быстро продолжал он,- у нас еще и комплексы "Умного ребенка". Мы же так всю жизнь и чувствуем себя дикторами. Все мы. Мы не отвечаем, мы вещаем. Мы не разговариваем, мы разглагольствуем. По крайней мере, я такой. В ту минуту, как я оказываюсь в комнате с человеком, у которого все уши в наличии, я превращаюсь в я_с_н_о_в_и_д_я_щ_е_г_о, черт меня подери, или в живую шляпную булавку. Король Всех Зануд. Взять хотя бы вчерашний вечер. В Сан-Ремо. Я непрестанно молился, чтобы Хесс не рассказывал мне сюжет своего нового сценария. Я отлично знал, что у него все уже готово. Я знал, черт побери, что мне оттуда не выбраться без сценария под мышкой. Я только об одном и молился - чтобы он избавил меня от устного предисловия. Он не дурак. Он з_н_а_е_т, что я не могу держать язык за зубами.

Зуи резко и неожиданно повернулся, не снимая ноги с подоконника, и взял - скорее, схватил - с письменного стола матери пачку спичек. Он опять повернулся к окну, глянул на школьную крышу и снова сунул сигару в рот - но тут же вынул.

- Черт бы его побрал совсем,- сказал он.- Он все-таки душераздирающе туп. Точь-в-точь как все на телевидении. И в Голливуде. И на Бродвее. Он думает, что все сентиментальное - это н_е_ж_н_о_с_т_ь, и г_р_у_б_о_с_т_ьэто признак реализма, а все, что кончается потасовкой,- законное разрешение конфликта, который даже...

- И ты все это с_к_а_з_а_л?

- Сказал, не сомневайся! Я же только что тебе объяснил, что не умею держать язык за зубами. Как же, я ему все сказал! Он там так и остался сидеть один, и ему явно хотелось сквозь землю провалиться. Или чтобы о_д_и_н и_з н_а_с провалился в тартарары - надеюсь, черт возьми, что он имел в виду меня. В общем, это была сцена под занавес в истинном духе Сан-Ремо.

Зуи снял ногу с подоконника. Он обернулся, вид у него был напряженный и взволнованный, и, выдвинув стул с прямой спинкой, сел к столу матери. Он закурил потухшую сигару, потом беспокойно подался вперед, положив обе руки на столешницу вишневого дерева. Рядом с чернильницей стояла вещь, которую его мать использовала как пресс для бумаг: небольшой стеклянный шар на черной пластмассовой подставке, а в нем - снеговик в цилиндре. Зуи взял в руки игрушку, встряхнул ее и сидел, созерцая кружение снежинок.

Фрэнни приложила руку козырьком ко лбу и смотрела на Зуи. Он сидел в самом ярком потоке лучей, проникавших в комнату. Если бы ей хотелось смотреть на него подольше, она могла бы переменить положение, но тогда ей пришлось бы потревожить Блумберга, который, видимо, спал.

- А у тебя и вправду язва? - вдруг спросила она.- Мама сказала, что у тебя язва.

- Да, господи боже ты мой, у меня язва. У нас сейчас Калиюга, брат, Железный век. И любой человек старше шестнадцати лет и без язвы - просто проклятый шпион.

Он снова, посильнее на этот раз, встряхнул шар со снеговиком.

- Но вот что забавно,- сказал он.- Хесс мне нравится. По крайней мере, он мне нравится, когда не пытается навязать мне свое творческое убожество. Все же он хоть носит жуткие галстуки и нелепые костюмы с набитыми ватой плечами в этом запуганном, сверхконсервативном, сверхпослушном сумасшедшем доме. И мне нравится его самодовольство. Он так самодоволен, что держится даже скромно, дурак" несчастный. Он явно считает, понимаешь ли, что его неуклюжий, напыщенно-смелый, "незаурядный" талант делает честь телевидению, а это уже какая-то дурацкая разновидность скромности, если вдуматься. Он смотрел на стеклянный шар, пока снежная круговерть немного утихла.