Зульфагар. Меч халифа

— Ты помнишь, конечно, что главарем той банды был, командовал ей какой-то Зульфагар, — не дождавшись реакции задумавшегося Игоря и не зная, как эту паузу расценить, а оттого торопясь и волнуясь, несколько нескладно продолжил вертолетчик. — Меч ислама, как он себя считает… Мне нужно знать об этом уроде все: в какую банду он входит, где он и его банда находится сейчас, кто у него начальник… А главное — где он окажется в какой-то конкретный момент, чтобы я мог успеть до этого места долететь на своей «вертушке»… Мне, знаешь, кое-что в Москве про него рассказали, но только у тебя-то тут, в смысле у вас, информация куда более оперативная… — где именно в Москве и что ему рассказывали, Калюжный уточнять не стал. — Я прекрасно понимаю, Игорек, что такое военная, или как она у вас именуется, служебная, тайна и что ты мне можешь говорить далеко не все. Но ведь грохнуть этого урода — наше с тобой дело чести, уж прости за громкие слова. Не так?

Бакаев покивал головой:

— Так, конечно… Знаешь, Костя, там на совещании у нас как раз твоего… то есть нашего Зульфагара как раз вспоминали — это та еще птичка!.. Вот и не верь после этого в провидение!.. Хорошо, Костя, подумаем. Я, сам понимаешь, вот так, с наскока, тебе ничего сказать не могу. Но как только будет возможность, я тебе обещаю, что лично тебя отыщу и, если буду знать и получу соответствующее разрешение, лично на карте покажу точку, где он будет находиться. Договорились?

За подобным обещанием Калюжный и пришел! Тем более, что он знал о том, о чем не ведал собеседник. Дело в том, что тогда, на Лубянке, сотрудник Управления военной контрразведки заверил его, что сообщит о состоявшемся разговоре начальнику Временной оперативной группы, который при случае и привлечет Калюжного для выполнения специального задания по поимке Зульфагара. Бакаев и в самом деле вполне мог не знать об этом.

— Конечно договорились, спасибо, Игорь! — тем не менее, едва ли не растроганно сказал он. — Ты мне только вовремя подскажи, а потом можешь уже числить его в покойниках!

Сам он тоже не знал о том, какие мысли сейчас бурлят в голове Игоря. Эх, парень, думал тот, если бы ты каким-то чудом смог бы узнать, куда конкретно нацелена очередная акция этого твоего Зульфагара, от этого пользы было бы куда больше. Вот это была бы подлинная месть за Михаила!.. Потому что если данного конкретного бандита просто грохнуть, выполнять неведомую акцию отправят кого-то другого, о котором, быть может, еще ничего не известно… Ну да это, впрочем, не твоя, вертолетчик, головная боль, этим мы, контрразведчики, сами займемся… Ну а тебе на этой стезе максимум, на что можно рассчитывать, что именно ты будешь высаживать нашу спецгруппу, направленную в тыл чечикам для выполнения некого задания, каким-то боком связанное с комбинацией, нацеленной на Зульфагара и его шефа Аргуна…

Каждый должен делать свое дело, дорогой мой вертолетчик! Ты высоко летай и метко стреляй — мы же будем потихоньку выполнять свою работу, о результатах которой чаще всего никто, кроме непосредственного начальства, даже не подозревает…

— Ну ты и сам сюда наведывайся, когда будет время, — ответил Игорь совсем не то, что думал. — Фамилия моя Бакаев, так что только скажи дневальному, он меня быстро отыщет.

Калюжный расценил эту фразу как вежливый сигнал к окончанию разговора.

— Хорошо. Запомню.

Игорь понял интонацию собеседника и вдруг подумал, что его поведение может показаться не слишком корректным, похожим на то, что он и в самом деле намекает собеседнику на то, что ему, мол, пора и честь знать.

Спохватившись, Бакаев вдруг спросил:

— О, кстати, ты свою фамилию тоже мне скажи, а то я ее, сам понимаешь, не помню. В тот раз не до того было…

И в самом деле, было не до того.

— Калюжный. От украинского «калюжа», то есть лужа… Меня в полку любая собака знает.

— Ну, если любая собака, у какой-нибудь из них спрошу и тогда уж точно разыщу, — засмеялся Игорь. — Кстати, у кого лучше интересоваться: у кобелей или у сучек?

Ухмыльнулся и Калюжный. Правда, у него ухмылка получилась кривой: вопрос о сучках вызвало опять его воспоминание о Мишкиной жене — это воспоминание занозой сидело у него в душе.

…Из здания вышел язвительный поэт Полунин, огляделся по сторонам, направился к разговаривавшим.

— Ты Андрюху-Лося не видел? — спросил он у Бакаева, с любопытством взглянув на Калюжного.

— Не было его здесь. А что?

— Да так, нужон маненько… — уклонился от ответа Полунин и протянул руку за семечками: — Отсыпь наркотика.

— Меня самого Костя угостил, — кивнул на Калюжного Бакаев.

Дима, человек деликатный, у незнакомого офицера просить «наркотик» не стал. Калюжный сам сунул руку в карман комбинезона, наделил зернышками подсолнуха и Дмитрия. Тот присел рядом.

— Ты, кажется, собирался в Москву слетать? — сменил тему разговора Бакаев. — Как там столица?

— А что с ней станется? Стоит на месте… Только сегодня вернулся. Прилетел, начальству доложился, вещи бросил — и сразу к тебе…