Звать меня Кузнецов. Я один

Прошёл год, может, больше. Мы опять с ним встречаемся в Союзе писателей России около редакции. Кузнецов курит. Настроение, видимо, хорошее. Улыбается. Увидев меня, бегущего мимо, окликает: «Привет, как дела, газетчик?». Говорю, что нормально, чувствую некоторую неловкость, почти вину. За прошедшее время мы только один раз увиделись на улице, я ни разу не позвонил. «Вот, — говорит Юрий Поликарпович, по-воландовски блестя глазом, — хочу тебе книжку новую подписать. Издана она, конечно, не Бог весть как, но всё равно получилась хорошей…». Протягивает мне её и начинает искать ручку. Я беру скромно изданную синенькую книгу, и в глаза мне сразу бросается её название (надо сказать, что именно с подачи Кузнецова я, как, наверное, и многие мои сверстники, стал уделять особое, почти культовое внимание названию книг). Книга называлась «До свидания! Встретимся в тюрьме». Я даже застыл, в голове у меня закрутился вихрь бессмысленных мыслей. Надо было что-то сказать, сделать. Мне вдруг стало безумно обидно и даже немножко жалко себя. И я почти нахамил: «Вы что, Юрий Поликарпович, уголовник, в тюрьму собираетесь? Что за название книги для настоящего поэта…». Кузнецов даже не сразу понял, что я сказал, как-то распрямился всем телом: «Что? Да ты…» И пошёл мимо меня, так и не подписав книги (единственной из пяти подаренных мне за всё время нашего знакомства)…

13

Май 1995 года.

Умер (повесился на своей даче в Переделкине) огромный русский поэт, мой старший друг Борис Примеров. Все в шоке. Никто ничего не понимает. Ещё несколько дней назад мы встречались, он приходил ко мне домой, читал мои стихи, показывал свои, одно посвятил мне («Микула»), как бы в ответ на мои стихотворения о Святогоре… Ужасное, жуткое горе. А тут ещё эта его предсмертная страшная нелепая записка, где он пишет, что во сне ему явилась Друнина и предложила опубликовать стихи других людей под его светлым именем… И поползли слухи один глупее другого…

Через некоторое время мы в газете «Завтра» решили посвятить Борису Примерову полосу. Я сделал небольшую «врезку» к его последним стихам, написал стихотворение его памяти. И стал обзванивать его друзей, знакомых — русских поэтов. Кто-то уже сам принёс в редакцию трепетные, полные слёз, строки о большом поэте, нежном друге, о жуткой невосполнимой утрате. До сих пор не могу без слёз читать воспоминания о Примерове Аршака Тер-Маркарьяна и Олега Кочеткова. С огромной теплотой вспоминаю отзывы о нём Валентина Сорокина и Виктора Кочеткова, Владимира Цыбина и Николая Старшинова, Марии Аввакумовой и Владимира Кострова. И я, конечно же, позвонил Кузнецову: «Юрий Поликарпович, вы же хорошо знали Примерова, скажите о нём что-нибудь…». «Не хочу, — раздалось в трубке, — так не поступают… Я не буду говорить о плагиаторе. Он для меня больше не существует».

— Я от вас этого не ожидал, — сказал я и положил трубку.

На душе стало вдвойне тяжело. Но что сделано, то сделано… А ведь Кузнецов, конечно же, понимал истинное значение и величину таланта Бориса Примерова.

P. S.

А что касается его якобы плагиата… Представьте себе Ахматову, Цветаеву и Пастернака, ворующих стихи у Пеленягры…

14

Потом мы ещё неоднократно встречались. В составе делегации Союза писателей России ездили осенью 1995 года в Рязань на празднование столетия величайшего русского Поэта Сергея Есенина. Помню там Владимира Бондаренко, поэта Валентина Сорокина, писателя Владимира Солоухина, Прокушева, Куняевых, Ганичева, Артёмова.

Помню, что Кузнецова, как и многих других, возмутило краткосрочное прибытие на русский праздник Александра Малинина (он отпел, получил деньги (или наоборот) и уехал).

Помню, пьяненькие (с поэтом В. К.), стоя в какой-то клумбе (уже в Константинове), отдавали по-военному честь кортежу прибывшего туда с помпой министра культуры России Евгения Сидорова, бывшего ректора Литинститута, за что были удостоены «их» благосклонной улыбки и рукопожатия.

15

Конец весны 2003 года. Кабинет на первом этаже в здании «Нашего современника». Кабинет Юрия Кузнецова. Дверь приоткрыта. Захожу. Юрий Поликарпович сидит за столом, читает стихи и разносит их в пух и прах: «Ну, разве так пишут. Это же неграмотно…». Вокруг него, как цыплята вокруг курицы, сгрудились несколько человек, один подобострастно кивает: «Да, да, Юрий Поликарпович, вы правы, большое спасибо, обязательно исправлю, как я сам этого не заметил. Да, да, именно так. Это гениально!». Кузнецов, морщась, продолжает. Остальные внимательно слушают и тоже кивают. Кузнецов, сказав очередную фразу, отрывает взгляд от листа и, мягко торжествуя, весело или наоборот хмуро, если устал объяснять абсолютно очевидные вещи, оглядывает присутствующих.

— Нет, это никуда не годится. Иди переделывай, через год приходи. Человек благодарно берёт свою подборку и, прижимая к груди, благоговейно, как освящённый пасхальный кулич, выносит её и себя из редакции. Дальше очередь доходит до следующего и т. д. Почему-то мне показалось, что это его студенты с ВЛК. Может быть, я ошибся. Не знаю…