Зверь

— Когда шаман проклял весь род храброго воина, то сказал: «Когда на землю прольётся большая кровь, зима придёт летом, а осень весной, лишь тогда его душа встретится с душой его возлюбленной, и они будут вместе по обе стороны дождя».

Эти слова походили на заклинание. Барр вздрогнула от того, как они прозвучали. Она взглянула на Нильсена. В его запавшие чёрные глаза, на его синюшные губы и белые пальцы, сжимавшие рукоять пистолета. Другой рукой он прижимал рану, чтобы уменьшить кровотечение, но вдруг он отнял её от груди и опустил на землю, утапливая кончики пальцев в жидкой грязи, словно смешивал свою кровь с кровью земли.

— Какое это имеет значение?

Больше ничего не имело значения. Шериф может смело сдавать свой пост — оборотней не осталось, легенда теряли свой смысл, потому что её героев больше не существовало. Звери обратились в людей и погибли, как люди, что бы ни было намешано в составе их крови.

— Просто запомните сказку старины Нильсена, она даст вам ответы, когда вы отчаетесь их искать.

— Я больше ничего не стану искать. Ничего.

Эллен дотронулась до руки своего брата, словно прощалась с ним. Кто знает, если бы она не ринулась его искать, возможно, он был бы жив. Вдали, утопая по локоть в крови чужаков, ступивших на земли Форт-Келли, но был бы жив. Кто знает, сколько на её совести загубленных жизней, а сколько спасенных — тех, кто рано или поздно, годы спустя перешёл бы Зверю дорогу. Она не была ни первой, ни последней, но на ней всё закончилось.

— Хэнк? Генри! Да что же это такое, чёрт!

Шериф был мёртв. Фишер напрасно пытался его реанимировать, Нильсен отдал свою жизнь за сына и за своё наследие, и, казалось, не цеплялся за неё вовсе, словно наперёд знал, каков будет её конец.

Вертолёт сел на открытую площадку комбината, разгоняя потоками воздуха щепу и обломки древесины. Вытянувшись в струнку молодой боец отдал Фишеру честь. Они говорили о чём-то, но Эллен не слышала ни слова — звуки перекрывал грохот лопастей. Медики погрузили тело Адама на носилки и лёгким строевым бегом понесли к раскрытому брюху вертолёта.

— Он умрёт? — Эллен решилась задать этот вопрос, когда машина превратилась в точку на небе, а грохот мотора зазвенел у неё в ушах далёким эхом на фоне глухой тишины, вакуумом накрывшей лесопилку.

— Ещё поборется. Те, в ком течёт кровь Зверя, легко не сдаются.

Эллен больше ни на что не надеялась. Надежда стала ей плохим союзником.

Глава 17

Она не знала, какой сейчас день, не помнила, как оказалось в машине ФБР, а после в уютном кабинете с пледом на плечах и кружкой ромашкового чая. За окном гудел город, и высокая женщина с бейджем психолога на воротничке белой рубашки докапывалась до её самочувствия с упёртостью барана. Она помнила лишь то, как Фишер сунул ей в ладонь клочок бумаги с номером телефона.

— Если захотите справиться о нём, то звоните сюда. Скажете, от меня.

Она держала его во внутреннем кармане куртки и не решалась вынуть. Неведение было для неё спасением. Эллен боялась услышать плохие известия.

После непродолжительной беседы с психологом Барр снова — она не помнила, в который уже раз — дала показания. Всё следы смыло дождём, следствие опиралось лишь на слова свидетелей, разумеется, те, которые этому самому следствию были удобны. Она говорила о нападении диких зверей, как и Фишер. Эллен не знала, куда делся Хилл, и что стало с Варгасом, однако краем уха услышала, что показания детектива не были учтены. Он числился пострадавшим. Психически.

За сухими строчками полных имён, фамилий и дат рождения Эллен узнавала тех, с кем провела бок о бок несколько недель. Тех, к кому успела проникнуться симпатией, и тех, кого узнать так и не успела. Марти, Уорнер, Пэтти, шериф Нильсен и ещё шесть имён, которых она не знала. Отдельной строкой был вынесено имя Натаниэля Барра, признанного пропавшим без вести и найденного спустя семь лет убитым, а так же Лэнса и Кристиана Форестов, сбежавших из детского дома в 1958 году. Нэйт приходился кому-то из них родным сыном. Как и Адам. Но это больше не имело значения.

— Простите, мисс Барр, мы задержим вас ещё ненадолго, — безликий дознаватель в форме с нашивками ФБР бесшумно удалился из кабинета, оставив её одну.

Эллен не понимала, что чувствует. Она ощущала себя одичавшей: вздрагивала от мелодий мобильных в коридоре управления, от звона кофемашины, от слишком громких разговоров и завываний полицейских сирен. Казалось, нервы её истончились, а разум балансировал на грани реальности и провала во внутреннее небытие, в сон стоя на ногах, когда невозможно ни на чём сосредоточиться.

Шквал эмоций, пережитых ей в Форт-Келли — паника, ужас, ярость, боль, отчаяние — словно выжег её изнутри. Время для неё изменило свой ход, оно больше не бежало вперёд, не подгоняло её раскалённым кнутом по ногам, оно превратилось в вязкое болото сурового здесь и сейчас, от которого не было спасения ни в прошлом, ни в будущем.