Зверь

Даника была не единственной белой вороной, прятавшейся в хлеву. На заре времен ее дед сделал маленькую пристройку с задней стороны хлева, в которой должен был жить красивый осел с тяжелым характером, с которым он не в силах был расстаться. Тяжелая задняя дверь хлева использовалась редко, так что дед снял ее и использовал как уличную дверь пристройки. Рядом с ней он прорубил окно, чтобы ослик мог насладиться светом и видом на горы. Поскольку животное могло очень высоко подпрыгнуть, деду вскоре пришлось вставить решетку в глубокую оконную раму.

Прежняя дверь в хлев была перекрыта поперечными балками, чтобы осел не был отгорожен от остальных толстой стеной. Дед тщательно проследил, чтобы между досками остались щели, и надеялся, что таким образом станет возможным примирение между строптивым ослом и другими обитателями хлева и нормальное положение дел будет восстановлено. Но этого так и не произошло. Однажды утром он обнаружил, что дверь в хлев открыта, а осла в загоне нет. В земле вокруг были видны явные следы копыт, и вели они в горы. Осла он больше не видел.

После побега осла бабушка Даники забрала закуток себе, устроив там рабочий угол. «Шерстяной уголок», говорила она. Дед был против, но бабушка Даники была такой же упертой, как сбежавший осел. Ей нужно было место, где она сможет в тишине и покое чесать шерсть, красить и прясть, чтобы куры, семья и прочие звери не путались под ногами. Так и вышло. Бабушка Даники обеспечивала семью необходимой теплой зимней одеждой до самой смерти. Потом нехитрое производство шерсти переняла старшая из пяти дочерей. Так ослиный закуток, прялка и обязанность перешли по наследству матери Даники, которая вышла замуж за младшего сына с одной из ферм на юго-западе. За того, который мечтал о картошке.

Нельзя сказать, что ходить в вязаном было удобно, но когда мороз сковывал долину или ветер свистел по гостиной, приятно было одеться в теплый свитер. Мать Да-ники особенно ценила все, что помогало хранить тепло.

– Ты так хорошо вяжешь, – сказал как-то ее муж, когда она как раз начала вязать ему свитер. Тогда они еще разговаривали. – А ты можешь связать мне свитер с узором?

– Узором?

– Да. Например, с картофелем, – его глаза просияли при этих словах.

– Пока я жива, мой муж не будет ходить с клубнями на груди, – прозвучал ответ.

Мать Даники пыталась избежать расстроенного взгляда мужа и потому уставилась на мотки пряжи. Она осознала, что ей дают шанс продемонстрировать свой недюжинный талант.

– Могу изобразить нашу ферму. Хочешь?

– Был бы рад.

Пару недель спустя ее муж отправился в город в новом свитере, и домой он вернулся с пачкой заказов в кармане и дополнительной шерстью от купца, а также с изображением фасада магазина.

И, что тоже немаловажно, с деньгами. Аванс.

– Все хотят получить свитер с узором, – излучая радость, сказал он. – Впечатляет.

Его жена ощутила непривычное тепло в щеках.

В скором времени ее особенные шерстяные свитера стали местной достопримечательностью, и в семье той зимой было больше денег, чем они привыкли иметь. Хватило даже на новую мотыгу.

То, что поначалу было матери Даники лишь в удовольствие, вскоре превратилось в обязанность, добавившуюся ко всем прочим. Ей уже не было интересно изображать личные пожелания заказчиков, и она брала такую работу только ради денег.

Лишь однажды она наотрез отказалась выполнять заказ. Крестьянин-холостяк с одной из ферм на севере попросил тогда изобразить на свитере рисунок, который он, насколько сумел, намалевал на бумажке. Мать Да-ники не смогла придумать, что еще он мог изобразить, кроме как мужской половой орган, напряженный и немного кривой, – ровно такой, как у ее мужа, когда он хотел от нее то, что нельзя называть. Она отказалась, посмеиваясь, без объяснений. Крестьянин в свою очередь расстроился, что у него не будет свитера с тем прекрасным кусочком гор, вид на который открывается, когда он в одиночестве сидит у себя на кухне.

Однажды мамино производство сыграло на руку сразу многим: в маленьком домишке на окраине города жил одинокий старый бондарь, который умел предсказывать погоду. Эта его способность развивалась тем лучше, чем сильнее разыгрывалась его подагра.

Поскольку бондарь всегда сидел на веранде и наблюдал за прохожими, многие останавливались и просили его предсказать погоду. В не меньшей степени это было важно окрестным крестьянам, которые очень интересовались темой, а потому и большим пальцем ноги бондаря, который отличался необычайной чувствительностью. Бондарь же таким образом получал возможность пообщаться.