Зверь

—       Первый вопрос: «Вы признаете, что убили Джо­на Белла?» Ответ: «Это я убил этого человека. Я при­знаю это и ни о чем не жалею». Второй вопрос: «Чем вы его убили?» Ответ: «Ножом для бумаги». Третий вопрос: «Что это был за нож?» Ответ: «Тот, что лежал на ночном столике, они есть в каждой каюте. Такой же есть в моей каюте». Четвертый вопрос: «Что вы сделали с этим ножом? В каюте его не оказалось». Ответ: «Я избавился от него, выбросив через иллюминатор в мо­ре». Пятый вопрос: «Зачем же вы его выбросили в море, если так легко признаетесь в своем преступлении? Ваш поступок был бессмысленным». Ответ: «Этот нож внушал мне отвращение». Шестой вопрос: «Были ли вы знакомы с жертвой до убийства?» Ответ: «Нет». Седь­мой вопрос: «Тогда почему вы его убили?» На этот воп­рос Жак Вотье не ответил. «Для того чтобы огра­бить?»— спросил я. Ответ: «Нет». Восьмой вопрос: «Мо­жет быть, потому, что Джон Белл был виноват перед вами или нанес вам тяжелый ущерб?» Опять Жак Вотье не ответил и, начиная с этой минуты, не отвечал боль­ше ни на один мой вопрос. Нам с комиссаром Бертеном не оставалось ничего другого, как удалиться, пригласив мадам Вотье присоединиться к нам. Она покорно согла­силась, поцеловав мужа.

—       Вы давали разрешение мадам Вотье видеться с мужем во время дальнейшего следования теплохода?— спросил председатель.

—      Она виделась с ним ежедневно в моем присутст­вии и в присутствии комиссара Бертена. Мы нуждались в ней как в переводчице, поскольку она была единст­венным человеком на борту, знавшим алфавит для глу­хонемых и письмо Брайля для слепых. Но по совету доктора Ланглуа я соблюдал осторожность и не остав­лял мадам Вотье наедине с мужем. Хотя доктор и по­лагал, что у Жака Вотье нет никаких признаков пси­хического расстройства, можно было допустить, что он совершил преступление в приступе внезапного помеша­тельства и что возможен рецидив в отношении его же­ны.

—     Как проходили эти свидания?

—      Мадам Вотье все больше и больше впадала в от­чаяние. Я пытался задавать и другие вопросы ее мужу, но он не отвечал. Жена напрасно его умоляла, стано­вилась на колени, пыталась его убедить в том, что в его интересах было давать ответы, что мы были не судьями, а почти друзьями... Ничто не помогло. Послед­нее свидание было за три часа до прибытия в Гавр. Я еще слышу слова, сказанные мадам Вотье мужу: «Жак! Ведь они тебя осудят! А ты не убивал, я в этом уве­рена!» В этот раз я хорошо помню, как пальцы мадам Вотье лихорадочно бегали по фалангам пальцев мужа. Тот высвободил свои руки из рук жены, давая тем са­мым понять: он уже сказал все, что хотел сказать, и мало придает значения последствиям совершенного. Спустя три часа я сам передавал заключенного в руки инспектора Мервеля с жандармами, поднявшимися на борт вместе с лоцманом...

—       Суд вас благодарит, капитан. Вы можете быть свободны. Пригласите четвертого свидетеля.

Это был корабельный доктор Ланглуа.

—      Защита запросила вашего свидетельства, — ска­зал председатель Легри, — чтобы ознакомиться с ре­зультатами медицинского освидетельствования трупа Джона Белла, которое вы произвели в каюте.

—      Придя с капитаном Шардо и комиссаром Бертеном в каюту, я тотчас установил, что орудием преступ­ления разорвана сонная артерия. Смерть последовала через несколько секунд. Рана не оставляла никакого сомнения относительно использованного оружия: остро­конечный, в виде стилета, нож для бумаги. Когда ко­миссар Бертен предъявил мне один из тех ножей для бумаги, которые есть в каждой каюте на теплоходах Трансатлантической компании, я смог утверждать, без малейшего риска ошибиться, что преступник использо­вал именно такой нож.

—      Вы не думаете, доктор, что смерть могла быть вызвана другой причиной?

—     Нет. Смерть наступила почти мгновенно из-за ос­тановки кровообращения — сонная артерия, подающая кровь от сердца к мозгу, была перерезана. К тому же покойный был молодым, совершенно здоровым чело­веком.

—       Капитан Шардо просил вас обследовать Жака Вотье после первого допроса в корабельной тюрьме?— спросил генеральный адвокат Бертье.

—     Да. Первый осмотр был довольно беглым,— при­знался свидетель,— но затем я осматривал его каждый день на всем протяжении оставшегося пути и не обна­ружил никаких симптомов, указывающих на болезнен­ное состояние. О своих наблюдениях я рассказал док­тору Буле, судебно-медицинскому эксперту, поднявше­муся на борт в Гавре вместе с инспектором Мервелем. Из холодильника, куда я сопровождал Буле для осмот­ра трупа, мы направились в тюремную камеру к Вотье, где уже был Мервель. Тщательный осмотр с помощью переводчика, приглашенного инспектором Мервелем и задававшего вопросы исключительно медицинского ха­рактера, подтвердил мои первоначальные наблюдения: несмотря на тройной врожденный дефект — зрения, слу­ха и речи, Жак Вотье совершенно здоров умственно и физически. Все органы функционируют нормально.