– Доброе утро, Иосиф Виссарионович, – постарался спокойно ответить я, вглядываясь в обложку.
Н-да, и куда цензура смотрит? Ретушеры несколько перестарались, выделяя еле заметные соски, топорщившиеся через тонкий лиф платья. Явная недоработка ведомства Берии. Или, быть может, наоборот? Четкое выполнение задания Лаврентия Павловича? Надо будет на досуге озаботиться этим вопросом. Вот только где он, этот досуг? А сейчас, хочешь – не хочешь, придется оправдываться:
На фотографии это выглядит совершенно не так, как на самом деле.
– Да как ты вообще посмел привезти мою дочь на концерт в таком платье?
Я еще раз посмотрел на обложку. Из разреза на боку был виден ажурный край нейлонового – или из чего их там делают? – чулочка на изящной ножке. Сногсшибательно выглядела моя девушка, это надо признать.
Сладко спавшая в воскресное утро Светка, разбуженная гневным голосом отца, влетела в кабинет в одной длинной ночнушке и с ходу повисла у папы на шее. Гнев Виссарионыча мгновенно утих, и он, несколько раз переведя взгляд с сонного радостного Светланкиного лица на красочную обложку журнала, успокоился. Как мне показалось, у него даже появилась некоторая гордость за свою дочь.
За завтраком мы обсуждали разведсводку и вчерне планировали наши ответные действия. Ударный авиакорпус и две горнострелковые бригады с современным оружием уже были скрытно сосредоточены в Советском Азербайджане. Вместе с несколькими дивизионами реактивной артиллерии БМ-21 «Град» и ствольной 2С1 «Гвоздика» и 2СЗ «Акация», они были готовы в любой момент отразить вражеское нападение.
Во время разговора я несколько раз поймал довольный взгляд Сталина на мою Светку, уписывающую за обе щеки яичницу с ветчиной.
– Ты думаешь, они решатся через горы и ущелья напасть на нас? – неожиданно спросил меня Вождь.
Я глотнул кофе, подмигнул Светланке и только потом ответил:
– Очень сомневаюсь. Они не самоубийцы. Нагорных перевалах мы их перещелкаем, как тараканов. Да и сколько они всего войск введут? Пять-шесть дивизий – это максимум. Реально – не больше трех. И потом, от Персидского залива до нашей границы больше тысячи километров по горным дорогам. Успеем отреагировать, если начнется движение.
Сталин покивал головой больше своим мыслям, чем мне, рассеянно глядя на дочь. А потом неожиданно улыбнулся, наблюдая, как Светка вороватым движением накалывает на вилку понравившийся ей кусочек ветчины в моей тарелке.
У нас с шахом старый, еще двадцать первого года, но действующий договор. В нем в пятом и шестом пунктах четко оговорено, что право вводить войска имеем только мы в случае угрозы своим южным рубежам. В понедельник наш посол вручил в Форин-офисе министру иностранных дел его величества ноту протеста с требованием немедленно вывести войска. Выдержав положенные трое суток, эти гребаные англичане ответили, что, мол, войска введены в связи с беспорядками на нефтепромыслах и будут немедленно выведены как только, так сразу. Знаем мы эти ваши беспорядки. Сами же их и организовывали. Откуда, как вы думаете, у местной голытьбы вдруг деньги появились? А строго ответить мы не можем, иначе сорвутся все планы грядущей войны. Теперь придется делать вид, что мы смирно ждем вывода войск. Ага, как же! Раскатали губу.
Советская армия начала выдвижение на исходные рубежи. Эшелоны с людьми и техникой грузились в глубоком тылу и двигались на запад. Разгрузка проходила только ночью на оцепленных внутренними войсками полустанках или вообще прямо в чистом поле, и воинские части тут же уходили в подготовленные замаскированные лагеря. Утром, при свете дня, уже ничего нельзя было обнаружить. Даже следы танковых гусениц заметали специальными машинами. Человек случайный или даже не очень, не мог определить, что здесь этой ночью проходила тяжелая техника. Каждый день над районами выгрузки и сосредоточения летали наши разведчики и производили аэрофотосъемку. Тщательный анализ снимков иногда позволял определить, где еще требовалось усилить меры по маскировке подразделений Советской армии.