Звереныш

– Пойду я, – сказала Татьяна, вытирая не перестающие литься слезы. – Обидно мне, за что меня так – не знаю…

– Судьба такая, – вздохнула соседка, не понимая, как еще можно утешить Татьяну. – Если что, я всегда помогу, ты не стесняйся, обращайся… А парня этого с пути не сбивай…

Татьяна не ответила. Ей было досадно, обидно и больно. Жалость к самой себе переполняла ее. Она винила сейчас и мать с отцом, уродившую ее такой здоровенной и неотесанной, и мужей, оставивших  ее с двумя детьми на руках, и родню, которой она была не нужна. Но больше всех она винила Анатолия, который не видел в ней того женского начала, какое было в ней в избытке. Ей казалось, что он пренебрегает ею, стесняется, а может быть, и брезгает – и оттого она злилась и винила его больше всех.

Она вспомнила слова старухи: «Судьба такая… Парня с пути не сбивай», – и внезапная удушливая злоба перехватила ей горло. «Видать, есть у  него кто-то, – подумалось ей. – Что не мужик он что ли? Упустил бы своего разве? Все они,  муужики, одним миром мазаны. И он не святой! Завлечь бы его на дачу, а там…». Внутри ее что-то дернулось и заныло. Она уже ненавидела свою соперницу и завидовала ей. Впервые сердце и разум брали свое и раздирали ее на части, и эта внутренняя борьба с самой собой обескровливала и обессиливала ее.

Несколько раз она приступала к  Светику с расспросами об Анатолии. Но мальчишка сразу замыкался, и на все ее вопросы отвечал «не знаю». Татьяна чувствовала, что он намеренно не рассказывает всего, о чем знает, и злилась на сына.

– Ты с другими бы хитрил,  упрекала она его, – а с матерью зачем? Он же тебе чужой совсем, а я роднее всех. Знать мне нужно, что он за человек, что у него на уме. Понял ты, наконец или нет?

– Не чужой он вовсе! – Сердито кричал Светик. – Анатлий хороший. А ты…

Сама знаешь…

– Чего я знаю? – Подступалась Татьяна. – Что ты еще выдумываешь?

– А то, – выпалил Светик,  – влюбилась в него, а он нет… Не в его ты, мамка, вкусе… А про другое ничего не знаю…

Щеки Татьяны горели, как от пощечины.

Она и не предполагала тогда, в каких сомнениях пребывает Анатолий. А он после долгих , наконец, решил ни при каких обстоятельствах не  появлться на даче у Татьяны.

Со Светиком можно было поддерживать отношения по телефону или по скайпу, и его присутствие не было уже такой необходимостью.  Кроме того, рядом всегда  должна была быть мать, а следовательно, Светик был под ее неусыпным оком.

Не терпелось Анатолию увидеться и с Дашкой. Он знал, что она меняет кавалеров, как перчатки, то ли из забавы то ли назло ему, и пора уже было выяснить их отношения до конца и помириться или разойтись. Дашка на поклон к нему не шла, но изредка  все же справлялась у Сашки о нем. Сам же Анатолий менять своего решения не хотел и держался изо всех сил, делая вид, что ему все равно, с кем она.  Разрешилось все, как всегда, неожиданно.

Летняя отпускная пора закружила всех, как новогодняя метель. Сослуживцы разъезжались кто куда, бегали по магазинам и делали бесконечные покупки, заказывали билеты на поезда, самолеты и пароходы –  и все вокруг Анатолия жужжало и звенело, как в жаркий июльский день. Один Анатолий еще не знал, как будет проводить отпуск – поедет к родителям или, помирившись с Дашкой, махнет куда-нибудь на юг.

Вездесущий Сашка почти совсем не появлялся в их комнате и неделями пропадал у своей красотки. Случайно сталкиваясь с ним в двдерях или на службе, Анатолий едва успевал услышать от него «Привет!», как Сашка исчезал за чьими-то спинами, отмахиваясь от него рукой, словно говоря «Некогда!».

В одну из таких встреч, Сашка внезапно остановился, как  будто что-то вспомнил, и, вернувшись, тронул Анатолия за плечо.

– Новости слыхал? –Спросил он и прищурился. – Про Дашку?..

– Какие еще новости, – недовольно пробурчал Анатолий, думая, что Сашка сейчас начнет рассказывать про очередного пассию Дашки.

– А такую, – с вызовом начал Сашка, – Дашка твоя замуж выходит! Во как! И не за кого-нибудь, брат, а за дипломата. За границу собирается. Это не мы с тобой – тюфяки деревенские, это другое совсем, элита называется! Вот так…

Огорошенный Анатолий молчал. Сердце его то билось, как бешеное, то вдруг замолкало и проваливалось куда-то в бездну, из которой его не было слышно.

– Да ты не расстраивайся так, – глядя на побледневего Анатолия, сказал Сашка. – Не нашего она поля. Я же тебе говорил ищи, что попроще. А такие, братан, девки для других…

Сашка говорил еще что-то, но Анатолий не слышал его. Он вдруг почувствовал в себе такую пустоту, словно  внутри его не было ничего, кроме разъедающей,  все пожирающей пустоты, и сам он был для нее только оболочкой .