Зверобой

— Не видишь мокассина? — вскричала Вахта с одушевлением. — Зачем не смотришь? Легко его видеть.

— Дай-ка сюда трубу, Гэрри, и опусти покамест парус, — сказал старик Гуттер. — Индеанка не без причины вмешалась в этот разговор. Ну, да, я в самом деле вижу мокассин на воде возле палисада, и это, пожалуй, верный признак, что дикари гостили без нас в моем замке. Впрочем, и то сказать: мокассины не большая редкость; я сам ношу их, носит и Зверобой. Гэтти тоже иногда надевает мокассины вместо башмаков. Одна только Юдифь презирает эту обувь.

В самом деле, множество предположений могло возникнуть относительно появления этого мокассина. Быть-может, его обронили как-нибудь при переправе из замка на ковчег, или он сам собою приплыл с берега по направлению ветра, или бросил его тут индейский шпион, посланный для дозора.

Во всяком случае, старик Гуттер вовсе не радовался этой находке, тогда как Гэрри по обычной беззаботности не придавал ей никакого значения. Могикан объявил, что мокассин этот, по крайней мере, так же подозрителен, как неизвестный след, отысканный в лесу. Чтоб разом порешить все недоумения, Вахта вызвалась съездить за ним на лодке, чтоб потом сообща решить, ирокезский он или нет. Белые охотники приняли это предложение, но Чингачгук решительно воспротивился ему и объявил, что не девушка, а испытанный воин должен пуститься на это предприятие, если все признают его необходимым.

— Ну, так ступай сам, могикан, если ты слишком трусишь за свою возлюбленную, — сказал Генрих Марч. — Надо непременно достать этот мокассин, иначе старый Том уморит нас голодом на этом проклятом судне. И неужели заправский охотник испугается какой-нибудь оленьей шкуры, выделанной для ноги дикаря? Какой вздор! Решай скорее, Чингачгук, кому из нас прокатиться на лодке.

— Красный человек в поход. Его глаза быстрее бледнолицых. Понимает лучше хитрости гуронов.

— С этим я не соглашусь никогда, чорт побери! Уши, глаза и нос белого человека лучше в тысячу раз, чем у индейца, когда дело идет о тайных дозорах. Впрочем, ступай, если хочешь, удерживать не стану: окажи нам эту собачью услугу.

Не говоря ни слова, Чингачгук сел в лодку и отчалил от ковчега к величайшему огорчению своей невесты. Осторожность могикана отнюдь не могла быть неуместною при настоящих условиях. Если неприятель в самом деле засел в замке, делавару приходилось ехать некоторым образом под дулами вражеских карабинов, не имея никакого прикрытия, необходимого во всякой войне. Словом, предприятие было чрезвычайно опасно, и если бы Чингачгук был немного поопытнее в военном деле, или если бы с ним был друг его, Зверобой, он никогда не отважился бы на такую опасность, потому что ожидаемые выгоды были слишком несоразмерны с очевидным риском. Но гордость индейского воина соединилась на этот раз с соперничеством против белой расы и вдобавок его увлекла лестная надежда, что милое создание будет любоваться его величественной осанкой.

Подъезжая к палисадам, Чингачгук не отрывал глаз от слуховых окон, пробитых в стенах замка. Каждую минуту ожидал он, что увидит ружейные дула или услышит выстрелы. Однако, он доехал до самых свай без всяких приключений. Здесь он был до некоторой степени в безопасности, потому что мог в случае нужды укрыться между палисадами. Мокассин уже находился от него в нескольких шагах, но вместо того, чтобы его подобрать, он решился обогнуть замок, намереваясь осмотреть все пункты, где неприятель мог укрыться. Ничто, однако, не подтверждало его подозрений. Молчание царствовало повсюду в оставленном доме; все двери были заперты, все окна заколочены. Самый проницательный и опытный глаз не открыл бы здесь присутствия врагов, если бы не этот оставленный мокассин.

Чингачгук не знал, что делать. Подъехав ко входу в замок, он хотел сначала взойти на платформу и приставить глаз к отверстию слухового окна, но рассудил, что это не поведет к добру, и, постояв немного на одном месте, поехал опять к палисаду. Наконец он подобрал одним из весел мокассин и благополучно воротился в ковчег, где с величайшим нетерпением ожидала его Вахта.

— Ну, что, Великий Змей, какие новости ты привез нам от канадских бобров? — спросил Генрих Марч. — Видел ли ты их зубы, когда объезжал вокруг этого дома?

— Все спокойно и тихо. Ни гу-гу!

— И прекрасно. Значит, старый Том распустит парус, и мы завтракаем в его доме. Что же стало с мокассином?

— Вот он, — отвечал Чингачгук, показывая товарищам свою добычу.

Когда осмотрели мокассин, Вахта начала утверждать решительным тоном, что эта обувь принадлежала гурону. Гуттер и могикан немедленно согласились с ее мнением. Это, однако, отнюдь не было доказательством, что гуроны действительно засели в замке, так как мокассин мог быть оставлен шпионом, который, исполнив свое дело, воротился в ирокезский лагерь.