Звезда атамана

«Был случай здесь, в Одессе, –

писал Котовский, – когда я выстрелил в своего соучастника по преступлению, позволившего себе произвести выстрел в хозяев дома, где мы находились, и этим выстрелом, ранив его в руку, выбил ему из рук оружие. К женщине и ее чести я относился всегда, как к святыне, и женщины при совершении мною преступлений были неприкосновенны. Производя психическое насилие, я и здесь старался, чтобы оно было наименее ощутимо и не оставляло после себя следа. Материальные средства, добытые преступным путем, я отдавал на раненых, на нужды войны, пострадавшим от войны и бедным людям. Преступления я совершал, не будучи в душе преступникам, не имея в душе ни одного из элементов, характерных преступной натуре. Был случай в Кишиневе, когда явившись в дом богатых коммерсантов с целью совершить преступление, мы застали там одних только женщин; увидев их испуг, я вывел в другие комнаты своих соучастников, потом, вернувшись, успокоил хозяек дома и ушел, не взяв ничего, несмотря на то, что в кассе хранилась крупная сумма денег, причем прибегнул к обману, заявив своим соучастникам, что открывал кассу и там ничего не оказалось. И вот теперь, поставленный своими преступлениями перед лицом позорной смерти, потрясенный сознанием, того, что уходя из этой жизни, оставляю после себя такой ужасный нравственный багаж, такую позорную память, и испытывая страстную, жгучую потребность и жажду исправить и загладить содеянное зло и черпая нравственную силу для нового возрождения и исправления в этой потребности и жажде души, чувствуя в себе силы, которые помогут мне возродиться и стать снова в полном и абсолютном смысле честным человеком и полезным для своего Великого Отечества, которое я так всегда горячо, страстно и беззаветно любил, я осмеливаюсь обратиться к Вашему Высокопревосходительству и коленопреклонно умоляю – заступитесь за меня и спасите мне жизнь, и это Ваше заступничество и милость до самой последней минуты моей жизни гореть ярким светом, и будет этот свет руководящим, главным принципом всей моей последующей жизни».

Для Котовского обращение к супруге командующего фронтом было последней надеждой, соломинкой, за которую он мог схватиться…

Полтора месяца пребывания в камере смертников измотали его, хотя и не согнули, – такие люди, как Котовский, не сгибаются, они сделаны из особого, редкого материала, он готов был умереть, но умереть очищенным, раскаявшимся, способным оставить после себя светлую память, и это очень отчетливо поняла Надежда Владимировна.

Причем в письме Котовский просил: если жена командующего фронтом не найдет возможность ходатайствовать перед супругом о помиловании, то пусть походатайствует о замене им смертной казни через повешение смертной казнью через расстрел.