Звезда Авроры

Я смотрю на статуэтку, поглаживаю пальцами ее поверхность. Она с виду старая, выглаженная временем. И ощущается в ладони правильно, будто здесь ей и место. Но что я должна с ней делать – понятия не имею.

Молчание нарушает Тайлер, отстегиваясь от кресла и вставая. Он все еще в официальном костюме, только черная ткань порвалась куда сильнее, чем диктует мода.

– Надо решить, куда мы направляемся дальше, – говорит он.

И останавливается, оглядывая собравшихся. Рассматривает усталые лица экипажа 312 Легиона Авроры. Губы изгибаются в улыбке с ямочками, которая так ему идет.

– Я вот что хотел сказать, – поправляется он. – Хотел сказать, что это невероятно. Для меня высшая гордость – служить с каждым из вас.

Вот это слова правильные. Я вижу, как весь экипаж садится чуть прямее после его речи. И все же ответ Фина звучит так, как всегда у него бывает.

– Спасибо на добром слове, Золотой Мальчик, но ты прав. Нужно понять, куда мы отсюда движемся, или дальше будем не служить, а отбывать. А сидеть в одной камере с негодяями я бы ни за что не хотел.

Кэт говорит, не поворачивая головы, хотя хотелось бы мне видеть ее лицо.

– Должна признать, что мне бы не помешали навигационные указания.

Я открываю рот – и ничего не говорю, глядя на свои руки, держащие Триггер. Ради этой штуки мы все рисковали жизнью. Все теперь смотрят на меня – кроме Кэла, конечно, который меня в упор не замечает, как всегда. Но все остальные уставились на меня и ждут ответов.

А я понятия не имею, куда нам сейчас надо.

От необходимости отвечать меня спасает Зила, отстегиваясь и вставая.

– Я займусь лечением, – говорит она своим обычным спокойным голосом, как будто и не она только что помогла оглушить шестерых челлерианских охранников, каждый втрое больше нее, чтобы вырубить гравитацию на всей космической станции. – Скарлетт, можешь достать припасы? Нам всем нужно поесть. И переодеться.

Мысль о еде оживляет всех. По общему согласию наступает пауза, близнецы Джонсы достают и раздают сухпайки, которые для разогрева необходимо потрясти. На моем написано: «НеСвинина+Яблочная Запеканка и Пирог!». Я не очень понимаю, о каком именно пункте стоит беспокоиться – относительно «НеСвинины» или «Пирога!», – так что трясу пакет, пока фольга не становится теплой, потом разрываю ее по перфорационной линии.

Знакомый уже гудочек звучит у меня на поясе:

– Ты же понимаешь, что там нет ничего даже похожего на свинину или на яблоко?

Прищурившись, я всматриваюсь в содержимое, подозревая, что Магеллан прав, но пожимаю плечами и откусываю все равно.

– Тай, нам надо поговорить, – обращается к нему Скарлетт.

– Уг-гу, – отвечает Тай с набитым ртом. – Ни разу в истории человечества разговор с таким началом не кончился добром.

Зила стоит возле Фина, чем-то смазывая порезы у него на лице.

– Следует обсудить то, что мы видели в квартире Дариэля. Эта информация может повлиять на наши дальнейшие решения.

– Каким образом? – спрашивает Кэт, глядя между ними. – Что вы такое видели?

Отвечает сидящий рядом со мной Кэл. Голос его негромок:

– Что-то было странное с этими агентами ГРУ. Мы это заметили, когда сняли с них форму – одеть Скарлетт и Зилу.

Тайлер оглядывается на него.

– Странное? Ты не мог бы рассказать подробнее?

Скарлетт откладывает свой паек «Совсем как рыбные дамплинги».

– Рассказать будет трудно. Это надо показать.

Она все еще в серой броне ГРУ, только без шлема, и сейчас нажимает кнопку на нагруднике, освобождая его, достает из вспотевшего лифа платья унигласс, направляет на центральный голографический дисплей и движением пальца передает картинку.

Изображение сменяет на экране траекторию корабля, и весь экипаж замирает безмолвно и неподвижно.

Первая говорит Кэт, и я такого голоса у нее не слышала:

– Ну и хрень!

На картинке женщина – человеческая женщина. Ей, вероятно, за тридцать, хотя сразу трудно определить. Она мертва, щеки ввалились. Рот приоткрыт, кожа безжизненная, тускло-серая. А там, где должен быть ее правый глаз, торчит… растение?

Оно похоже на суккуленты, которые мама выращивала в нашей квартире. Толстые, сочные, ромбовидные листья вырываются из орбиты глаза тесным букетом, все они не больше моего ногтя. У них безжизненный оттенок под стать ее коже, темная полоска на краях, и рисунок прожилок по всей площади.

По правой стороне лица расползается что-то вроде мха. Он состоит из мягкого пуха и паутинных нитей, наполовину покрывает лоб, спускается ниже и исчезает под черной рубахой. Те же черные жилы, что на листьях, бегут паутиной у нее под кожей.

Как будто она сделана из камня, а растения и мох из нее растут. Не удивительно, что Кэл назвал это «странным». Где-то в самой глубине своего существа я знаю, что никогда ничего более странного не видела. Я должна бы испытывать ощущение неуместности, но нет – у меня оживают все нервные окончания, иголки паники бегут по спине.

– Я не слишком хорошо знаю человеческие заболевания, – говорит Кэл. – Но предполагаю, что это не что-то обычное.